Harmonia caelestis

205

Когда сын моего отца сообщил ему, что моя мать умерла, он вдруг вздернул правую руку к губам, как будто обжег чем-то рот или сказал что-то, чего говорить не хотел, и уже пожалел об этом, а левую, с раскрытой ладонью, как калека, неловко уронил вдоль тела и ничего не сказал; он просто стоял в проеме кухонной двери, где они встретились, поперхнувшись вопросом: не хочет ли сын лимонных вафлей, которые он только что привез из Эгера, где как раз совершал покупки, когда из больницы пришла телеграмма?

206

Кайзер Вильгельм II не любил моего отца точно так же, как мой отец не любил кайзера (хотя оба в то время еще не догадывались ни о Гитлере, ни о тюрьме в Шопронкёхиде). Разговор их был неоткрытым, неискренним — это был маскирующий напряженность обмен недомолвками и полуфразами. Сие выходит за рамки моей компетентности, ваше величество, говорил, например, мой отец. При этом Карл IV, император австрийский, в сущности, (?) наслаждался непримиримостью своего премьер-министра. (Германский кайзер прибыл в Лаксенбург 6 июля. Мой отец должен был представиться ему и поэтому прибыл во дворец. Его приняли стоя. Кайзер в резких тонах потребовал объяснения, почему был помилован чешский политик-русофил Крамарж. Ответ моего отца: а) это внутреннее дело Австрии, b) если его величество интересуют военно-политические причины помилования, то информацию на сей счет может предоставить премьер-министр Австрии Зайдлер. Кайзеру ответ пришелся не по душе. Как я понимаю, вы не слишком хорошо ориентируетесь в вопросах военного положения. Это именно так, ваше величество. Положения на Западном фронте я, по сути, совсем не знаю. А имеете ли вы представление, сколько лошадей ежедневно гибнет от чумы во Франции? Впервые слышу об этом, ваше величество. Маршал Жоффр, насколько я знаю, осенью 1914 года реквизировал для переброски войск такси. (Крайне резко:) Вы даже не представляете, перед каким выбором поставил меня генштаб. Не представляю, ваше величество. Я должен выбирать: Париж брать или Кале. Вопрос стоит именно так. Желаю, чтобы осуществление плана не оказалось сложнее выбора. Кайзер долго и пристально смотрел на моего отца, после чего проронил: Genuk, danke[57]¹. Кстати, по мнению моего отца, Бартлет в своей книге «Трагедия Центральной Европы» описывает эту аудиенцию в совершенно ложном свете. Отправляясь на официальный ужин, все, разумеется, нацепили на себя имеющиеся у них немецкие награды. За исключением моего отца. Железный орден Короны I степени, предназначенный для него, «остался на столе императора». Секретарь моего отца Барци тут же добыл для него такой орден, но отец шепнул ему, что он им не награжден, отчего тот пришел в полное замешательство: прилично ли ему надеть тот же орден, пусть и II степени. Мой отец успокоил его, а пару недель спустя и сам, через венское консульство, без какого-либо сопроводительного письма, получил тот же знак отличия второй степени. И пока он был премьер-министром, ни разу не получил приглашения нанести визит в Германию.) В дурном расположении духа отец мой покинул Дворец и в таком же настроении шел по Грабену: немцы, коммунисты, война — мир обезумел. И в этот момент, в 23 часа 36 минут, его посетило мистическое видение, он почувствовал, что он не есть некто, с кем что-то будет происходить в дальнейшем или уже произошло в минувшем, он не является личностью — а всего лишь взглядом. Он озирал беспечных, ничего не подозревающих людей на Грабене — король, кайзер, распад, раздел сфер влияния. Как хорошо было бы навести мосты над зияющими обрывами между людьми мыслящими и не мыслящими, думал он. Столкнуть человека мыслящего с пьедестала надменного превосходства и поставить его лицом к лицу с человеком улицы — в этом направлении, кстати сказать, мой отец сделал некоторые шаги.

207