Heartache on the big screen (СИ)

— Я. Ты был прав, пап, когда говорил, что в большом городе тяжело оставаться собой. Голливуд ослепил меня, я отступилась и сделала больно человеку, который мне небезразличен. Наговорила кучу гадостей, да и себя позволила обмануть. А мама… Мама говорила, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет, что Голливуд — тёмное болото, а я… Я — ещё одна посредственность, возомнившая, что мне всё будет легко даваться.

Дилан качает головой и, подняв руку, вытирает пальцами слезы на щеках дочери. Эмбер шмыгает носом.

— Нет. Это не так.

— Что?

— Это не так, — повторяет он, словно Эмбер — маленькая пятилетняя девочка. — Дочка, смотри, у каждого есть мечта. Мечта, к которой он стремится. И чтобы она сбылась, ты должен приложить усилия, но в тоже время усилия прикладываются и к тебе. Тебе говорят: «Ты не справишься», «Ты не достигнешь», «Остановись, не смеши нас», тем самым убивая веру, прежде всего, в твои силы. И ты начинаешь сомневаться, думать, что тебе не дано, что ты недостойна, но всё это, Эмбер… Всё это — чушь собачья. Так что ты должна держать голову высоко и продолжать пытаться. На пути всегда будут встречаться неприятности, какие-нибудь нелепые и обидные, но всё это ерунда. Иногда, — Дилан целует её в лоб, видя, что Эмбер начинает улыбаться, — иногда тебе придётся проигрывать. И всё дело не в том, как быстро сбывается мечта, не в том, что тебя ждёт, а в самом подъёме.

— И что мне делать?

— Продолжать идти, Эмбер. Есть мечта — иди к ней. Ты хотела быть актрисой — будь актрисой. У тебя есть талант, Эмбер, не позволяй никому зарывать его. Не позволяй себе зарывать его. Голливуд — «тёмное болото», как любит говорить твоя мама, но кто сказал, что нельзя пользоваться помощью фонаря, чтобы его пройти?

Эмбер всхлипывает и обвивает руками шею отца, утыкаясь носом ему в щеку. Папа… Кажется, ни один мужчина не будет понимать её так, как понимает папа, спокойный и рассудительный папа. Он — её тихая гавань, в которой она может переждать бурю и залечить раны и разбитое сердце. Он никогда не будет её осуждать, потому что даёт ей самой набить шишки.

— Спасибо, пап. Кажется, я знаю, что я должна теперь делать.

***

Когда она появляется в его кабинете в донельзя коротком платье и надушенная так, что нос тут же закладывает, Джефф понимает — довели. И вряд ли это сделал её режиссёр: он бы её из дома в таком виде не выпустил.

— Дорогая, притон на другой улице через дорогу.

— Я к тебе с деловым предложением.

— Переход на «ты» и «деловое предложение» совершенно не сочетаются, но я заинтригован, продолжай.

— Вы же теперь переключились на Вуда, верно? Будете ловить его, а не Дэвида?

— Да, к сожалению, твой режиссёр оказался не удел, но, не переживай, всё равно не отвертится, — Джефф усмехается. — Слышал я ваш эпичный диалог. Решила Тарино карьеру попортить? Женская гордость взыграла?

— Да, взыграла, — она фыркает. — И нет, я не собираюсь портить ему карьеру. Джефф, я хочу помочь вам с поимкой Вуда.

Джефф присвистывает.

— А мне что с того? Решайте ваши любовные дела без моего участия.

— Останетесь при должности?..

— Эмбер, я серьёзно.

— Джефф, я тоже, — Эмбер наклоняется и с расстановкой произносит: — Я хочу это сделать.

— Это ударит по твоей карьере, даже если не уничтожит, ведь Вуд не дурак, знаешь же, что он в курсе того, что у нас за дела. Не подумай, что я очень переживаю за твою карьеру, но ты мне все уши прожужжала о ней, когда я просил тебя следить за Тарино. Что сейчас изменилось, что ты готова пожертвовать самым дорогим для тебя? Уже не… — он замолкает. Догадка осеняет его, и он начинает смеяться. — Да ладно?! Неужто втрескалась в своего наркомана по уши?

Эмбер не отвечает, продолжая смотреть Джеффу в глаза. Вчера, когда папа её обнимал, она поняла одну простую вещь: ничего важнее любви в жизни нет. Любви семьи, которая любит тебя такой, какая ты есть; любви друзей, которые готовы сорваться посреди ночи и забрать тебя с чёртового приёма, на котором ты потеряла часть себя. Любви, в конце концов, любимого человека, благодаря которой ей казалось, что она может и Эверест покорить.

— Я помогу, и ты не будешь привлекать его к делу о наркотиках, — подождав, пока Джефф закончит смеяться, продолжает актриса. — Даже в качестве свидетеля. Идёт?

— И как ты планируешь всё это провернуть?

— О, не переживай, я назначила встречу. Через час в «Вавилоне». Буду действовать, как все женщины — нахваливать, чтобы потерял бдительность.

— А из тебя получилась бы отличная девушка наркомана, — комментирует Джефф её план, поднимаясь из-за стола и хватая куртку. — Подкинем к нему наркотики, изъятые из его же дома, а там его и полиция сцапает. Глядишь, управимся к ужину.

— А так можно?

— Дорогая, друг моего врага — мой враг.

Философски произнеся последнюю фразу, Джефф выталкивает Эмбер из кабинета и закрывает за собой дверь.

***