Heartstream. Поток эмоций

Я нажала на маленькую фиолетовую иконку «воспроизведение» и почувствовала, как нагреваются аппликаторы, когда 7 гигабайт записанных эмоций Ланса начали загружаться с серверов Heartstream. Волна удовлетворения захлестнула меня. Я почувствовала карибское солнце на обнаженной коже, свежий соленый аромат океана покалывал ноздри. Я не видела, как светит солнце, и не слышала тихий плеск волн — Heartstream увеличивает пропускную способность канала, не транслируя изображение и звук, так как обычная виртуальная реальность делает это гораздо лучше. Поэтому мои глаза были открыты, и я заметила на обочине заплаканного осунувшегося стримера в футболке с птицей, и вдруг залитое солнцем самодовольство Ланса стало непростительной тратой времени. Я остановила воспроизведение. В этом-то и проблема с Heartstream. Ты можешь почувствовать что угодно, но приложение не избавит тебя от собственных эмоций.

Я благодарю водителя, выхожу из машины, хлопаю за собой входной дверью и бросаю ключи на столик в прихожей.

— Папа? — зову я на всякий случай. — Чарли? — Но ответа нет.

Дом завален нашими фотографиями и коврами, словно маленький ребенок — поношенными вещами от знакомых. Мы поселились здесь год назад, но до сих пор распаковали не все коробки. Наша жизнь уже стояла на паузе, когда мы сюда переехали.

Я помню, как впервые пришла сюда, гуляя по пустому дому вместе с агентом по недвижимости и отмечая галочкой задачи в моем мрачном воображаемом списке:

Близость к специализированной больнице — есть.

Дверные проемы достаточно широкие, чтобы через них прошла массивная медицинская кровать, — есть.

Ванная на первом этаже, когда ступеньки станут слишком высокими для ее ослабших ног, — есть.

А другие выбирают свой первый дом так, чтобы в нем был сад для собаки.

Я бросаю сумку на пол в коридоре, снимаю обувь и выдыхаю. «Дом, милый дом».

Сейчас здесь тише, чем когда-либо, тише, чем когда я бродила по дому посреди ночи и единственными звуками были мое собственное дыхание и скрип половиц под ногами. Интересно, чего не хватает…

Ой.

До меня дошло. Когда я зашла домой, какая-то глупая упрямая часть меня ожидала услышать приветливый голос мамы. И внезапно боль становится нестерпимой, бушующей внутри, словно сдерживаемый в легких ураган.

Я пытаюсь избавиться от нее, но в конце концов сажусь на нижнюю ступеньку лестницы и наблюдаю за тем, как слезы стекают по кончику носа, капая на паркетный пол. Дыхание перехватило, но я с усилием делаю вдох, заставляя себя изучать узор из деревянных досок, пока не станет легче дышать.

По-моему, вполне логично, что эмоции обрушились на меня здесь, а не на кладбище. В конце концов, я оплакиваю не ее присутствие под маленькой цветочной клумбой, где закопают прах, а ее отсутствие повсюду.

— Соберись, Эм, — говорю я вслух сквозь стиснутые зубы. — Поминки вот-вот начнутся. Тебе нужно снять пищевую пленку примерно с пяти тысяч тонн салата «Коулслоу». — Это, конечно, не самая мощная мантра в мире, но, повторив семь раз, я все-таки встаю.

Я направляюсь на кухню, и знакомое шипение внезапно нарушает тишину. Кто-то поставил чайник.

— Папа? — зову я снова. — Чарли?

Они были здесь все это время? Снова нет ответа. Точно не они. Я бы заметила машину снаружи. По телу пробегают мурашки, но назад пути нет — я уже толкнула дверь.

— Хочешь чаю?

Рядом с плитой стоит женщина в пуховике, несмотря на жару. Она наливает кипяток в чайник «Алиса в Стране чудес». У нее та же стрижка, что и у всех стримеров, так что трудно сказать, какого цвета ее волосы. Сначала мне показалось, что она примерно одного возраста с моими родителями, но потом я понимаю, что ей, наверное, чуть больше тридцати, просто из-за темных кругов под глазами она выглядит старше. Похоже, она не спала несколько недель.

— Мне жаль, что я не присутствовала на похоронах, но я решила, что это вряд ли будет уместно, да и здесь было столько дел.

Она суетливо возится на кухне, доставая посуду. На столе стоит сумка из супермаркета Tesco, она распаковывает коробку замороженных булочек и две из них кладет на тарелку. Блюда с рулетиками, бисквитами, канапе и домашним салатом «Коулслоу», которые мы приготовили сегодня утром на поминки, по-прежнему стоят на столешнице и ждут армию скорбящих. Она даже не трогает покрывающую их пищевую пленку.

— Я думала, все любят замороженные булочки, — она неторопливо подходит и придвигает ко мне тарелку. — Будешь торт, Эми? Я приготовила его для тебя.

У меня уходит секунда, чтобы заставить слова преодолеть нарастающий ужас, который комом застревает в горле. Я не знаю, кто эта женщина, но ее стрижка подсказывает мне, почему она здесь.

— Это уже слишком, — взрываюсь я, — это мой дом! Вам нельзя здесь находиться!