Heartstream. Поток эмоций

— От «мы не исключаем версию террористического акта» до «известно, что она связана с террористами» и вплоть до «скоординированной террористической атаки» менее чем за полдня. Совсем как риторика «у меня есть некоторые опасения», затем «от нее масса проблем» и, наконец, «она должна умереть в огне».

Из глубины ее горла вырывается какой-то звук. Ее рот перекашивает так, будто она пробует что-то противное.

— Не успеешь оглянуться, как они уже сжигают твой дом. Умница Райан не может действовать, пока не взвинтит себя до предела. Сила — всегда крайняя мера, — рычит она. — Ну да, крайние меры начинаются там, где у мудаков не хватает смелости взять на себя ответственность за что-либо. Готова поспорить, старый добрый доктор Смит думал, что держать меня взаперти и пичкать лекарствами тоже крайняя мера.

Она запинается, возбужденным взглядом смотрит в одну точку. Мой желудок сводит от страха. Ее пальцы блуждают по жилету с бомбой.

«Она сделает это, — думаю я. — Она правда сделает это».

— Я недооценивала тебя, Рай, — бормочет она. — Я считала тебя слабаком. Мне стоило догадаться. Боль мне всегда причиняла именно твоя слабость. Мне стоило опасаться скорее твоей слабости, чем силы.

Кажется, ее взгляд проясняется и останавливается на мне.

— Они ворвутся. Если смогут, то схватят меня. Если нет, то пристрелят меня, и тебя, вероятно, тоже, и скажут, что это сделала я.

— Полли, — я тянусь к ней, — Кэт, пожалуйста.

— Да пошли они.

Слезы текут по ее лицу. Она воет:

— Райан, Бен, Эви, все они. Я не позволю им схватить меня. Я не вернусь. Я не позволю им схватить меня. Я не позволю им, Эми, не позволю, не позволю…

Ее рука тянется к бомбе, и каждая мышца во мне сжимается от предчувствия взрыва.

— МЕНЯ НИКТО НЕ СЛОМИТ!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ Кэт

Когда мои пальцы вцепились в жилет, ноздри кольнул запах из воспоминаний о том, как однажды я устроила взрыв.

Дым из замочной скважины, едкий запах краски, облупившейся после нагрева, стук дверной ручки, упавшей на пол. Сердце выпрыгивает из груди, когда я проскальзываю сквозь дверь, рубашка на мне развевается как флаг. У меня не было плана. Я слишком растеряна для планов, единственной мыслью в моей голове было снова увидеть тебя.

Я прошла шестнадцать футов по коридору, пока не почувствовала мясистую руку Джой на спине, вернувшую меня на землю. Я плакала, выла и царапала пол. Двадцать минут спустя я оказалась в другой комнате, которая выглядела точно так же, как та, которую я взорвала. Ничего не изменилось, за исключением того, что в течение двух месяцев еду мне приносили в комнату, и когда меня выпускали в сад на двадцать минут в день, меня сопровождала медсестра, чтобы я никого не заразила желанием сбежать. Уилл Дженкинс из Биконсфилда был переведен в другую клинику или, может быть, в тюрьму, где, возможно, он все еще жует свои манжеты и мечтает взорвать парламент. Я больше не видела его, но никогда не забывала, чему он меня научил.

— Нет!

Я моргаю.

— Пожалуйста, — ты с мольбой протягиваешь мне руку. — Полли, Кэт… — ты сглатываешь и выдавливаешь из себя слово. — Мама, пожалуйста.

— Не. Называй. Меня. Так, — чеканю я, а ты одергиваешь руку. О боже, ты выглядишь такой напуганной. Чувство вины и отвращения к себе нахлынули на меня. Я изо всех сил стараюсь смягчить голос.

— Пожалуйста, Эми, не называй меня так. Ты же так не считаешь. Это невыносимо.

Мое обещание самой себе кружится в голове. Я не позволю им сломить меня. Я не позволю им сломить меня. Я не позволю им сломить меня. Не позволю. Не позволю.

Но я уже позволила. Я думала, что вытерпела, но — я хватаюсь за жилет, который сделала по обрывкам той информации, которой со мной поделился Уилл, — сколько осталось от запертой здесь Кэт Канчук?

Я беспомощно окидываю взглядом комнату. Кухня Эви. Изящное освещение Эви. Элегантная шведская мебель Эви. Опрокинутые ящики Эви, причудливые столовые приборы Эви, разбросанные мной по всему полу, дорогая здоровая еда Эви, растоптанная мной.

Отчаяние волной поднимается во мне. Она всегда была такой организованной, такой аккуратной, у нее все было под контролем. Я же — шар хаоса и абстрактной ярости. Я даже не смогла вырваться из клиники, в которую она меня упрятала. Пришлось ждать ее смерти, чтобы меня выпустили. Я никогда ничего не делала правильно. Как я могла ожидать, что это сработает?

И теперь ты, мой ребенок, мой единственный ребенок, в ужасе отшатываешься от меня.

— Они уже победили, — мягко говорю я.

Я смотрю в коридор на четыре стеклянные панели, вставленные во входную дверь. Я смотрю на тяжелый замок с надписью BANHAM и представляю, как дерево вокруг него раскалывается от полицейского тарана, как ломаются наши замки, как стираются наши границы — совсем как в ту ночь, больше семнадцати лет назад, когда один интернет-шутник вызвал полицию.