Hermanas

Когда я лежал там, поскуливая, грязный со всех сторон, они начали издеваться надо мной, угрожая новыми наказаниями. То, что я услышал, было смешным, но это был список моих грехов: я получал деньги от ЦРУ за антисоциалистическую пропаганду, я был гомосексуалистом, наркоманом и вором, я измывался над Фиделем и глумился над революцией. За эти преступления меня надо было ударить электрошоком и изнасиловать дубинкой в задницу, причем сделать это предстояло тем, кто не побрезгует прикоснуться к моему грязному контрреволюционному телу. Они рассказывали о холодных и жарких камерах, особенному развлечению в этих стенах. Смысл заключался в том, чтобы пересаживать заключенного из камеры, где температура держалась на уровне нуля, в камеру с температурой плюс сорок, туда-сюда, что гарантированно развязывало язык самым строптивым шпионам или саботажникам. Самому мне не удалось испытать на себе этот аттракцион, но я поверил их словам. Я слышал и о камерах, где пленников обдавали горячим паром. На официальном уровне провозглашается, что на Кубе нет пыток, которые считаются чудовищным варварством, распространенным в капиталистических странах и при их лакейских режимах. Самым ярким и жестоким примером служило правление Батисты до 1959 года. А если в какой-то камере слишком жарко или слишком холодно… так система кондиционирования могла сломаться или забастовать. Чего же еще ожидать в стране, страдающей от жестких экономических санкций?

Вилла-Мариста находится в пригороде 10 Октября к югу от центра Гаваны. Когда-то здесь располагалась католическая монастырская школа, принадлежавшая ордену Святой Марии. Она была национализирована сразу после el triunfo.Управление государственной безопасности, подразделение Министерства внутренних дел, переехало сюда в 1961 году. Дюжина синих бетонных зданий окружена сторожевыми вышками и высокими стенами с колючей проволокой, а перед воротами стоит металлическая скульптура высотой несколько метров. Она изображает автомат Калашникова, АК-47, символ кулака, которым социалистическое государство бьет по отеческим наставлениям. Или символ большого советского присутствия в этом учреждении — здесь кишмя кишело «советниками», и в коридорах можно было запросто услышать разговоры на русском языке.

Обычно арестованных держат на Вилла-Мариста недолго. Как только человек сознается и будет составлено обвинительное заключение, его переводят в другое заведение. Чаще всего пребывание на Вилла-Мариста длится четверо-пятеро суток, и в течение этого периода близкие не могут получить подтверждение того, что человек находится в Управлении, в предварительном заключении. Короткое пребывание на Вилла-Мариста является мягкой формой «исчезновения», что облегчает возможность жестокого обращения с пленниками и применение пыток. У «Международной амнистии» имеются сведения, что узников совести чаще всего подвергают физическому воздействию в течение первых двадцати четырех часов после ареста. Это такая превентивная мера, поскольку если близкие узнают, где содержатся заключенные, то потребуют немедленной встречи с ними.

На следующий день меня снова избили, после того как я несколько часов проспал или провалялся в полукоматозном состоянии в одиночной камере с дыркой в полу для всего того, что я, к сожалению, вывалил на свою одежду. Но уже тогда я заметил, что спонтанная радость и веселье у моих мучителей прошли. Всегда легче бить того, кого не знаешь. Теперь я знал их и поздоровался, когда они вошли в камеру. Я почти не сопротивлялся, не провоцировал их словами, просто попытался сжать зубы и вести себя по-мужски. Им было скучно. Чтобы сеанс не был окончательно испорчен, они стянули с меня серые тюремные штаны и положили животом на стол. Тогда один из них начал пихать свою дубинку в мой задний проход. Это было ужасно больно, и я громко заорал — может, как раз вовремя, чтобы избежать того, чего боялся больше всего: удара, который мог послать всю дубинку в мои внутренности и порвать их. Они были довольны, смачно хохотали и заставили меня сказать, что это было приятно. Ну да. Вам ведь тоже было приятно?

Дело было в воскресенье. Скоро охранники должны были смениться. Мои новые друзья вернутся домой, к семьям, съедят воскресный обед и расскажут, как бились за революцию. Я заполз в свою камеру, полежал немного и осторожно ощупал прямую кишку в поисках крови. Крови было мало, и она скоро остановилась. Я лежал и размышлял о мучителях — разве они не были в чем-то проститутками, когда доходило до дела? Отвратительная и непристойная профессия, но одновременно подразумевающая большую степень интимности: существовала близость, ритуал, который был пародией на акт любви. Несмотря на то что я был как в тумане, я начал подумывать о том, чтобы что-нибудь написать.

Охранники вечерней смены были недружелюбными и суровыми, но они меня не били. На обед я получил капустный суп, но большую часть порции выблевал.