Hermanas

Но Миранда уже взяла меня под руку, и мы направились на танцевальную площадку, где стало очень многолюдно. «Оркестр Монкада» играл гораздо лучше, чем до перерыва, наверняка потому, что музыкантам удалось покурить mota[18]. Я слышал, как барабаны бата разговаривают со мной. Бата — это не один барабан, а три, сделанные из выдолбленных древесных стволов разных размеров, и они могут разговаривать — не метафорически, а буквально. Они могут говорить на языке йоруба, в котором используется три базовых тона и их вариации. Настоящий мастер может исполнить на барабанах бата стихотворение или молитву, и посвященные поймут слова, которые он сыграет. Сам я не понимаю ни бельмеса. Но мне показалось, барабаны поведали, что я стал избранным.

Нельзя сказать, что я не испытывал чувства гордости, появившись на танцплощадке с еще одной красивой женщиной. Я видел, как другие мужчины смотрят на меня, и заметил зависть, проскользнувшую в некоторых из этих взглядов. К этому моменту я уже выпил столько рома, что всякая скованность исчезла, и я старался вести себя как опытный танцор: улыбался, болтал и вел в танце.

Миранда тоже была прекрасной танцовщицей. Это качество сестры, должно быть, унаследовали от матери. И внешне она сегодня вечером была похожа на Хуану больше, чем обычно. На этом всяческие сходства заканчивались.

Миранда никогда не закрывала глаз. Наоборот, глаза играли главную роль в ее танце. Сначала их взгляд вцепился в меня, они оценивали мои движения, иногда критически, а иногда с одобрением. Этот изучающий взгляд сопровождался слабой ироничной улыбкой. Я боялся ступить неверно, сделать ошибку. Танцуя с Хуаной, я не испытывал таких чувств.

О человеке можно кое-что узнать, потанцевав с ним, особенно если у тебя есть возможность сравнить этого человека с его близнецом. Различия между ними с каждым шагом становились все очевиднее. В то время как Хуана излучала тепло — оно лилось из нее волнами, как из радиатора, — танец Миранды был намного прохладнее и сдержаннее. Она не вспотела. Танец Хуаны был углубленным в себя и экстатическим, а Миранда разыгрывала спектакль. Она гораздо лучше работала ногами, но бедра ее были менее свободными и подвижными. Для нее важнее были шаги и движения руками.

Через некоторое время я обнаружил, что она больше не танцевала для меня. Она по-прежнему ловила мой взгляд и ненадолго удерживала его, но этого ей уже было недостаточно. Ей требовалось внимание и со стороны других. Хотя это не было странным — ведь я не считался ее кавалером, — но тем не менее вызвало у меня раздражение.

Оркестр закончил номер ревом медных духовых и громовыми раскатами барабанов конга и тимпанов. Я вежливо поклонился Миранде и собирался вернуться на свое место за столиком, но она схватила меня за руку, склонилась ко мне и сказала:

— Ну еще один танец, а, Рауль? Ведь было не так плохо?

Ни в коей мере, ответил я, и в отчаянии бросил взгляд на столик, за которым сидела Хуана. Она по-прежнему была одна и помахала мне. Я указал на Миранду и развел руками, Хуана улыбнулась в ответ и показала свои ладони: все в порядке.

Следующим номером, к моему великому ужасу, был медленный танец.

Такой интимности мне сейчас не особенно хотелось, но Миранда решила проблему. Она обладала способностью танцевать вплотную к партнеру, но одновременно держать дистанцию. Удивительно, я чувствовал, как ее бедра касаются моих, чувствовал, как они извиваются в моих руках, но в то же время мне было понятно, что Миранда находилась далеко отсюда. Возможно, она представляла, что танцует с другим, в другом месте, под другим небом? Я сосредоточился на движениях, на запахе ее духов, в котором было что-то цитрусовое и цветочное. Он тоже казался прохладным.

В то время как мы спокойно поворачивались в медленных кругах танца в нашем немного бессмысленном объятии, я увидел лица людей, разглядывавших нас. Вернее, они рассматривали не меня. В то время как мы танцевали, крепко обнявшись, Миранда то и дело бросала взгляды нескольким танцорам и нескольким наблюдателям. Не может быть, чтобы это мне только показалось. Я помню два чувства — меня провоцировали так, что я почти обиделся, и еще что-то вроде ревности. Ни одно из этих чувств не было особенно приятным, так что, когда танец закончился, я испытал облегчение.

Но Миранда, широко улыбаясь, наградила меня быстрым поцелуем в щеку. Когда она привела меня обратно к Хуане, то громко рассмеялась и сказала:

— Ну и мужчина. Он умеет двигать ногами и руками одновременно.

— Он умеет гораздо больше, — сказала Хуана.

Усевшись за стол, я почувствовал, как под ним ко мне пробирается рука Хуаны. Она погладила мой пенис, не осторожно или неуверенно, а весьма решительно. До такой степени, что я начал твердеть. В то же самое время она болтала с Мирандой. Мой, говорили ее пальцы. Все мое.