Hollywood на Хане

- Извините за беспокойство, мы тут как бы кино снимаем про Хан-Тенгри и вот заинтересовались вашим флагом… Вы ведь из Украины?..

- Из Киева мы. Киевляне…

- А почему же у вас флажок такой интересный, не желто-голубой? Мы тут флаги как раз снимаем, потому интересуемся.

- А, флаг… Бандеровский он… - Внутри раздался весёлый мужицкий гогот, в который вплетались звонкие девчачьи голоски…

- А почему же бандеровский?.. Это как-то связано с политикой, с убеждениями?..

- По приколу просто… Прикольный флажок, - нам нравиц-ца! – народ внутри веселился и ликовал…

- А вы не хотели бы поучаствовать в наших съёмках? Мы бы хотели отснять, как вы его устанавливаете. Мы сюжет такой снимаем, - про разные флаги.

Лёша выспрашивал их вежливым тоном, применяя сослагательные наклонения, и я понял, что бой проигран, ещё не начавшись… Эх, Гошу надо было к ним отправить.

- Не-е… Устали мы, мужики. Только с горы спустились.

Затем, в палатке заговорили несколько человек разом, видимо обсуждая поступившее предложение...

- Ладно, щас мы тут кой-чего закончим и вылезем, хорошо?...

- Хорошо - сказал Лёша и вернулся к нам на пригорок, а Саша остался ещё немного у палатки, побалакать на ридной мове с друзьями-бандеровцами…

Потоптавшись на пригорке минут пятнадцать и начав капитально примерзать, мы вновь отправили к киевлянам парламентёра.

- Ну что, Киев, сниматься будем?..

- Не-е… Нет сил! Звыняйтэ, хлопцы…

А чего ещё можно было ожидать от людей, так долго и умело сопротивлявшихся сталинскому бульдозеру…

Третий выход

Жизнь неприглядна и сера,

И вечно требует Поступка!..

Мозгов доверчивую губку

Питает всякая мура

(Что из-под нашего пера...).

Не внемля трезвому рассудку,

Читатель примеряет шубку

И закупает шлямбура...

Его манят прожектора

Прилюдной славы, ну и юбка,

А также линия бедра

- Любви лубочная пора!.. -

Одной заносчивой голубки...

Но тут появится Урубко,

Он рявкнет: "Стой-ка, детвора!

Хан-Тенгри - это вам не шутка:

Погода - мрак без промежутка,

В снегу - обвал, во льду - дыра..."

Он этим, блин, дегенера...

Ну, в общем, разъяснит малюткам,

Что эта чертова гора

Есть - живодёрка, мясорубка,

И не берётся "на ура"...

Там атмосферы - на пера

Полёт не хватит... И ни трубка,

Ни папироска, ни махра

Не курятся... Ты, детвора,

Определённо до утра

Протянешь два свои обрубка...

Рано утром, с первыми контурами гор в той прохладной кювете, в которой Бог проявляет свои утренние снимки, мы выстрелили наверх. Стояла тёплая, пронзительно ясная погода, и ручьи на леднике не унимались даже ночами – журчали и хлюпали, и встречали утренних первопроходцев приветливой белибердой. На этот раз мы не занимались съёмками фильма и были уже неплохо акклиматизированы, а потому восхождение приносило телу ту простую спартанскую радость, которая составляет одну из самых привлекательных сторон нашего сизифова увлечения. Тело пело и трепетало!.. Оно вело себя, как хорошо налаженный инструмент в умелых руках...

День только начинался, в сущности, а мы уже дымились у палаток первого лагеря – шкварчали на солнце, словно гренки на сковороде. Народ сушил вещи и загорал... Поклажа, разбросанная на черных, как запекшиеся губы камнях, парила от жара. В такой вот безмятежный пылающий полдень всякий лагерь в горах становится похож на цыганский табор.

Саша Коваль скинул докучливые, стесняющие тело одежды, оставив на себе лишь то, что прикрывает самое ценное, – белоснежные трусы и панаму. Придя в очередной лагерь, Саша первым делом обнажается, оставаясь чаще всего лишь в просторной рубашке да в эластичных трусах молодёжного уважающего рельеф фасона. "Проветривать яйца" - так он это называет. "В горах нужно держать себя в чистоте и при первой же возможности проветривать яйца!" - назидательно объяснял он нам с Лёшей... Голопузый, в легкомысленной панаме – большое бородатое дитя гор – он ищет применение своему многолетнему опыту горного ничегонеделания. Вот он свернул из пенополеуретанового коврика (в простонародье - «пенка») широкий цилиндр, наполнил его снегом и утрамбовал. Затем, распустил коврик и на образовавшуюся снежную тумбу водрузил шахматную доску. Вызвал на поединок молодого подтянутого казахского альпиниста, взирающего на мир через розовые солнцезащитные очки, и победил его. Белоснежный с ног до головы, как ангел - воплощённые Силы Добра, - Саша орудовал, тем не менее, черными фигурами, в то время, как черный казахский альпинист играл, в противовес, за белых, и в этом, при желании, можно было увидеть некую далеко идущую аллегорию, но в такие звонкие безмятежные дни разве что последний зануда станет искать аллегории в высокогорных шахматных турнирах…