Homecoming (СИ)

 – Три дня, – хрипло объявил мужчина. Тяжелое дыхание еще не успокоилось, но голос был ровный. – Вы покинете территорию во вторник утром.

 – Нет.

Я вскочила, бросая использованные салфетки на ковер. Разница в комплекции после пережитого перестала действовать угнетающе, так что вытянулась, чтобы стать повыше, и уставилась на него агрессивно.

 – Месяц.

 – Не забывайся, – рыкнул. – Твой неумелый отсос заслуживает отсрочку в несколько часов, а не дней!

 – Мой неумелый… – захлебнулась негодованием. – Будто я не слышала твои стоны!

 – Это физиология, – бросил Марк снисходительно. – Пока не услышишь вой, не говори, что умеешь обращаться с мужчиной.

Что?..

Дала себе задание поразмыслить над его заявлением позже.

 – Ты кончил за сколько? – швырнула ему свой козырь. – Минут пять?

Он больно схватил за предплечья, но я продолжала:

 – Мне нужен месяц. Если один минет стоит три дня, отлично. Десять раз за тридцать дней. Простая математика.

 – Тебе это нужно больше, чем мне, – расслабился Марк, угадав мое слабое место. Раздосадовано закусила губу. – Хорошо. Ты сумела заинтриговать меня. Скажешь, от кого вы тут прячетесь? Нет? Я всё равно узнаю, – пообещал ласково.

Упрямо вскинула подбородок. Как знакома эта самоуверенность.

– А пока согласен на месяц. Ты будешь приходить сюда каждые два дня и делать всё, что я пожелаю. Всё, Аделина, – подчеркнул он. – И будь уверена, я поимею каждый дюйм твоего тела.

Но не затронет душу.

 – Идет.

3

 – Ты недоговариваешь, – проницательно заметил Лукас. – На какую именно работу он тебя нанял? Почему кто-то другой не может ее выполнить?

Порыв ветра атаковал голые руки. Куртку пришлось снять и вывернуть, чтобы скрыть подозрительные пятна. Я обвязала ее вокруг бедер и сделала вид, что мне стало жарко.

 – Наверняка может, – хмыкнула. – Это дело принципа. Марку доставит моральное удовольствие тот факт, что я вынуждена плясать под его дудку.

 – Если он будет доставать тебя…

 – Я справлюсь, – перебила его и примирительно улыбнулась. – Обещаю, что не стану терпеть плохое обращение. У нас впереди целый день. Чем хочешь заняться?

 – Посмотреть телевизор, – признался мальчик. – Помнишь то кино про супергероев?

 – В доме наверняка есть кабельное, – ободряюще подмигнула.

 Подросткам свойственна угловатость, но худоба Лукаса имела голодное происхождение и позволяла пересчитать все ребра и позвонки. Я с ужасом думала о состоянии его здоровья и в первую очередь хотела отправить к врачу, но нужны были деньги. В нашем патриархальном обществе, не заметившем избирательную реформу и модное движение феминисток, женщине нелегко найти работу. Мужчины дежурят вахтами, их жены и дети ведут натуральное хозяйство. Магазины на пересчет, никакой конкуренции. Ближайший город в часе езды. Единственный шанс заработать – выход в сеть, и я рассчитывала на интернет. Робкую надежду вызывал еще счет в местном банке, открытый родителями на мое десятилетие, однако его состояние неизвестно.

Проводила Лукаса в гостиную, пока maman без тени эмоций читала разрешение, предварительно вооружившись лупой. Когда я вошла, она как раз отложила лист бумаги.

 – Он всё-таки согласился.

В том, как она сказала это, чудилась подоплека. Я проигнорировала намек и сдержанно произнесла:

 – Мы не обременим тебя. Я возмещу расходы на содержание через некоторое время.

 – Ты опозорила его перед всем кланом, сбежав с чужаком, – продолжила она, будто не слыша. – Вернулась с сыном. Но он согласился.

 – Не из альтруистических соображений, – съязвила я, не удержавшись. – Мы заключили сделку.

 – Вижу.

Мама скользнула взглядом по куртке на моих бедрах, и я чертыхнулась про себя. Как можно было забыть про ее острый нюх и чутье на тайны?

 – Это мое дело, – отрезала я. – Ты не расскажешь никому, если не хочешь проблем от альфы. И ты под пытками не признаешься Лукасу, если я хоть немного тебе дорога.

 – Рассказать, что моя дочь шлюха? Об этом и так знает слишком много людей. – Она рывком, совсем неизящно, встала. Взяла апельсин и нож, сосредоточилась на его очистке. – Сердце отца не выдержало злословия.

 – Сердце отца не выдержало рак, – перебила я и тщетно призвала себя успокоиться. – Я отправила тебе письмо с соболезнованиями. Оно вернулось.

 – Десять писем за четырнадцать лет, – ядовито сказала мама. – Во столько ты оценила привязанность к семье.

 – Каждое из них я получила обратно!

Не в силах усидеть на месте, вскочила. Ногти впивались в ладонь, но эта боль не отрезвляла. Мне не нужен был скандал, бесполезное сотрясение воздуха, и Лукас близко, мог услышать, только от претензий матери внутри всё переворачивалось. Я была жертвой ситуации. Я пострадала от их амбиций и нежелания слушать. Я оставила родной клан в юном возрасте, доверившись незнакомцу, и провела годы в аду. А мои робкие попытки помириться и мольбы о помощи ни разу не дошли до адресата.

Не стоило нам разговаривать. Эта рана кровоточила и без соли ее слов.