Homeland. Родина Кэрри

Лето. Первый курс. Кэрри вернулась к занятиям, от которых теперь не отрывалась. Больше она не бегала — из команды ее исключили — и в пять утра не поднималась. Бойфренд Джон тоже остался в прошлом. Кэрри принимала литий, иногда — прозак. Врач постоянно менял дозировку. Кэрри бесилась. Говорила Мэгги, будто литий отупляет (пунктов на двадцать снижает ай-кью).

Все стало труднее. Кэрри пожаловалась доктору Маккошу из студенческого медпункта, что как будто видит мир сквозь толстое стекло, будто все вокруг нереально. Временами нападала чудовищная жажда, тогда как аппетит исчезал совершенно. Дня два, три или даже четыре Кэрри могла не есть, только пила и пила. О сексе даже не вспоминала. Просто перемещала свое тело из аудитории в аудиторию, потом назад в общежитие и думала при этом: больше так нельзя, это невыносимо.

Спасение она увидела в зарубежной программе для студентов, изучающих культуру Ближнего Востока: набирали группу для отправки в Бейрут, учиться в Американском университете. Поначалу отец даже слышать ничего не хотел и платить отказался. Хотя Кэрри и пыталась убедить его, дескать, поездка пригодится для дипломного проекта.

— А что, если тебя там прихватит? — спросил он.

— А что, если меня снова здесь прихватит? Кто мне поможет? Ты, пап?

Про тот злополучный День благодарения упоминать Кэрри не стала. Оба — и Кэрри, и Фрэнк — понимали: она может запросто повторить судьбу отца. Кэрри никому не говорила, как сама подумывала о суициде.

— Я обязана поехать, — сказала она и добавила: — Это из-за тебя ушла мама. Меня ты тоже прогнать хочешь, пап?

Наконец отец сдался.

Так она впервые оказалась в Бейруте, окруженная руинами древних построек, в компании студентов со всего Ближнего Востока, гуляя по улице Блисс с другими ребятами, поедая шаурму и манеиш, отрываясь в клубах на улице Моно. А когда у нее почти закончился литий, она совершила для себя великое открытие: пришла к местному доктору в Зарифе — маленькому человечку с умными глазами — и поведала, как литий действует на нее. Тот внимательно посмотрел на Кэрри и предложил: «Как насчет клозапина?»

Наконец она открылась кому-то, излила душу, и это сработало. На клозапине Кэрри снова стала прежней, как до заскока. Когда же она пришла к доктору за новым рецептом, тот уезжал в отпуск. «Что, если ваш коллега не выпишет мне рецепт?» — испуганно спросила Кэрри. «Это же Ливан, мадемуазель, — ответил тот. — За деньги здесь выпишут что угодно».