Читаем Homo academicus полностью

В свете этого анализа становится более понятным истинное значение политических различий между факультетами, которые можно выявить на основе публичной информации или информации, полученной непосредственно от определенной (меняющейся в зависимости от факультета) фракции профессоров. Чаще всего чуждые политике и в любом случае не склонные занимать публичную позицию в этих делах, профессора естественных наук (даже если зачастую они не являются членами профсоюза), кажутся немного склоняющимися к левым взглядам. Вопреки общепринятому мнению профессора гуманитарных факультетов располагаются, несомненно, в целом правее, чем профессора естественных наук, т. е. чаще в правом центре или скорее справа, чем слева. И это несмотря на то, что на уровне публичных заявлений (вроде петиций или писем поддержки) левое меньшинство гораздо более представлено и, следовательно, в большей степени заметно (a fortiori если вновь включить весь преподавательский корпус, в том числе старших преподавателей и ассистентов). Это не вызывает удивления, если учесть, что на данном этапе истории интеллектуального поля социальное побуждение публично высказываться по политическим проблемам является тем более сильным, чем ближе кто-то расположен к «интеллектуальному» полюсу университетского поля, а значит левее. Профессора медицины, кроме медиков-исследователей, довольно часто склонные к политическому безразличию, свойственному тем, для кого социальный порядок является чем-то само собой разумеющимся, и мало предрасположенные к эксцентричности публичных демонстраций, почти все располагаются по центру или справа. Что до профессоров права, которые вовлечены в политику сильнее, чем профессора медицины, но, несомненно, не так плотно сосредоточены справа, то они более склонны занимать публичную позицию по политическим проблемам и особенно, быть может, когда они принадлежат к левому меньшинству[106].

Этот анализ предполагает и предлагает рефлексию о том, что следует понимать под политическим мнением агента, и об условиях его постижения и измерения, т. е. об отношении между политическим мнением, которое можно назвать частным (оно выражается в кругу близких друзей или в одиночестве кабинки для голосования), и публичным политическим мнением. Известно, и мы смогли это проверить, спрашивая информантов (студентов наших респондентов или их коллег) о политических мнениях той или иной совокупности профессоров, что мнения о политических мнениях других меняются в определенных пределах в зависимости от политических мнений тех, кто о них «судит» (следовательно, от системы явных или неявных критериев, которые используются для того, чтобы разделить агентов на левых и правых, и являются предметом разногласия среди самих левых и правых). Однако они меняются также в зависимости от определения (чаще всего неявного) того, что составляет «настоящее», «подлинное» политическое мнение, т. е., по сути, того, в каких обстоятельствах это мнение «по-настоящему» обнаруживает себя[107]. На самом деле если согласиться с тем, что политическое мнение является мнением, которое демонстрируется путем явного выражения (согласно платоновской формуле «высказывать мнение значит говорить»), то мы увидим, что оно в качестве такового будет определяться в отношении между диспозициями этическими или собственно политическими и рынком, на котором оно должно быть предложено. Почти всегда остаются без внимания вариации, проистекающие из эффекта рынка (одним из проявлений которого является эффект опроса, меняющийся в зависимости от социальных характеристик респондента), и, особенно когда речь идет об определенной группе, разрыв между тенденциями, которые проявляются в частных мнениях, высказанных на манер признаний в кругу близких друзей или, в ситуации опроса, под покровом анонимности и ценой различных форм эвфемизаций («центр» вместо «правого», например), и тенденциями, проистекающими из публично признаваемых мнений, манифестов и демонстраций, которые способны навязать себя в качестве нормального состояния или групповой нормы, в качестве умеренных и модных мнений, согласие с которыми, даже молчаливое или тайное, ощущается как обязанность. Внимание к такого рода разрывам является необходимым для того, чтобы не приписывать неожиданным переменам и внезапным обращениям те утверждения [prise de position] (например, выражение приверженности позиции одной из сторон во время кризиса, связанное с общим усилением склонности к обнародованию мнений), которые отчасти можно объяснить эффектами рынка[108].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука
Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни
Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни

Теория эволюции посредством естественного отбора знакома нам со школьной скамьи и, казалось бы, может быть интересна лишь тем, кто увлекается или профессионально занимается биологией. Но, помимо очевидных успехов в объяснении разнообразия живых организмов, у этой теории есть и иные, менее очевидные, но не менее важные следствия. Один из самых известных современных философов, профессор Университета Тафтс (США) Дэниел Деннет показывает, как теория Дарвина меняет наши представления об устройстве мира и о самих себе. Принцип эволюции посредством естественного отбора позволяет объяснить все существующее, не прибегая к высшим целям и мистическим силам. Он демонстрирует рождение порядка из хаоса, смысла из бессмысленности и морали из животных инстинктов. Принцип эволюции – это новый способ мышления, позволяющий понять, как самые возвышенные феномены культуры возникли и развились исключительно в силу биологических способностей. «Опасная» идея Дарвина разрушает представление о человеческой исключительности, но взамен дает людям возможность по-настоящему познать самих себя. Книгу перевела М. Семиколенных, кандидат культурологии, научный сотрудник РХГА.

Дэниел К. Деннетт

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука