Homo Гитлер: психограмма диктатора

Вермахт вступил в эту войну плохо вооруженным. Кроме того, Гитлер не учитывал в своих расчетах как потенциального противника Великобританию, которую желал видеть своим союзником и которая теперь снабжала необходимыми ресурсами страны, сражавшиеся против воюющей на два фронта Германии. Гитлер попытался сломить Англию массированными воздушными налетами, хотя у люфтваффе не было пригодных для этой цели стратегических бомбардировщиков. Самолеты необходимых для этого типов находились еще на стадии разработки, поскольку не обладали нужными летными характеристиками. Однако их пришлось запустить в производство в недоработанном виде. Это привело к ухудшению летных качеств среднего бомбардировщика «Юнкерс-88», а тяжелый дальний бомбардировщик «Хейнкель-177» был «практически непригоден».[91]

Несмотря на то что подводные лодки не обладали необходимым вооружением и оборудованием для ведения войны на просторах Атлантики, осенью 1940 года они были вынуждены «вступить в войну, не имея нужной дальности действия, боевой мощи и ресурсов». Поскольку на лодках не было системы кондиционирования воздуха, боевые операции в тропиках превратились в настоящий кошмар для их экипажей.[92]

В самом начале войны Гитлер в качестве верховного главнокомандующего проявил полное отсутствие военного таланта, больше мешая, чем помогая своим генералам. Во время Польской кампании он занимал позицию наблюдателя, впервые вмешавшись в управление войсками во время войны на Западе, когда немецкие танки достигли Дюнкерка. Он приказал им остановить наступление, что позволило британскому экспедиционному корпусу эвакуироваться с континента. Гитлер перенес всю тяжесть удара на уже поверженную французскую армию и продолжал добивать ее, пока его главный противник целым и невредимым уходил на Альбион.

По мнению Карла-Хайнца Фризера, блицкриги Гитлера с оперативной точки зрения несомненно были триумфом, но со стратегической — трагедией. Неправильно истолкованные успехи привели к переоценке своих возможностей. В результате Гитлер и его главный стратег Гальдер посчитали возможным устроить очередную «молниеносную войну» на гигантских просторах России.[93] Как пишет Уильямсон Мюррей, создается впечатление, что в ходе войны немецкое командование не затрудняло себя расчетами целесообразности операций. Гитлера и его генералитет ослепила европейская ограниченность и лягушачья стратегия. Когда в декабре 1941 года в ставке Гитлера бурно радовались вступлению в войну Японии, фюрер спросил у собравшихся генералов, где находится Пёрл-Харбор. Ему никто не ответил.[94]

Сосредоточившись на хорошо выбритых затылках, личном мужестве и беспрекословном подчинении, Гитлер отрицал ценность науки для ведения войны. Большинство молодых ученых были призваны в армию после начала войны в 1939 году. «Наука не вызывала у Гитлера каких-либо симпатий», — утверждал нацистский физик Йоханнес Штарк. Только когда перевес союзников в средствах ПВО и радарных станциях стал очевиден, в конце 1943 года ОКВ издало секретный приказ «освободить от военной службы 2000 ученых в целях продолжения научных разработок».[95]

Халатность и заносчивость приводили к промахам, которые самым печальным образом сказывались на ходе боевых действий на Востоке. В 1941 году он напал на Советский Союз, надеясь быстро разгромить его в ходе молниеносной войны. Это гигантское предприятие было с самого начала обречено на провал уже потому, что «Гитлер готовил кампанию против СССР на скорую руку, рассчитывая на быструю победу и не предусмотрев возможности затяжных боевых действий».[96] В артиллерии не хватало снарядов, в большинстве частей и подразделений обеспечение было хуже, чем перед началом войны во Франции, не было резервов. В отличие от 1939 года у Гитлера не было ни малейшего шанса на победу. Уже в августе 1941 года он полностью утратил возможность каким-либо образом выиграть войну с Россией, которая существовала в самом начале боевых действий. Так же, как годом ранее во Франции под Дюнкерком, он остановил свои танки у Смоленска, совершив ошибку, которая в конечном итоге решила ход войны. В результате немецкие войска сражались под Москвой на 30-градусном морозе в летнем обмундировании.[97]