Тем не менее высокое политическое положение, занимаемое Гитлером, ограничивало его возможности общения с деятельницами искусств. 5 августа 1942 года в очередной застольной беседе он заявил: «Трагично, что, став главой государства, я вынужден общаться с высокородными дамами! Уж лучше я пойду на пароход "Роберт Лей" и пообедаю с продавщицей или стенографисткой».
В нашем распоряжении очень немного описаний попыток сближения Гитлера с женщинами. Свидетельства современниц не всегда надежны, но на их основе можно составить общее представление о способах поведения Гитлера. Генриетта фон Ширах рассказала об одной вечеринке в доме ее родителей, куда был приглашен и Адольф Гитлер: «Гости прощались, и отец пошел их провожать. Я осталась дома. Когда я уже легла спать, зазвенел дверной звонок. Я встала с постели и пошла открывать, решив, что отец что-то забыл. Однако на пороге стоял господин Гитлер. Он произнес: "Я забыл мою плетку". Я подала ее ему. Он стоял на маленьком красном коврике перед дверью, на нем было английское пальто, а в руке серая вельветовая шляпа. Вдруг он совершенно неожиданно начал говорить вещи, совершенно на него не похожие: "Можно я вас поцелую?" Он сказал "вы". Это было просто невозможно представить. Я была рада, когда он помогал мне реализовать мои идеи или уговорить отца разрешить мне что-нибудь, например заниматься теннисом или кататься на лыжах вместе с дочерью Мюллера, издателя "Фелькишер Беобахтер". Но целоваться с ним? "Пожалуйста, не надо, господин Гитлер. Это невозможно". Он ничего не ответил и, похлопывая по ладони рукоятью плетки, начал медленно спускаться по ступенькам к входной двери. Отец вернулся довольно поздно. Услышав, как его ключ поворачивается в замочной скважине, я вновь побежала к дверям. "Папа, здесь был господин Гитлер, он вернулся за своей плеткой. Представляешь, он хотел меня поцеловать". Отец совершенно не удивился. Он пристально посмотрел на меня и стал выражать сомнение во вкусе фюрера. Я стояла посреди прихожей во фланелевой ночной сорочке с заплетенными в маленькие косички волосами. "Поцеловать тебя? Эту рожу с двумя свиными хвостами? Хватит молоть чепуху!" Чем дальше он говорил, тем больше распалялся: "Здесь не было никакого мужчины, и ты ни с кем не говорила! Ты забудешь все, что здесь было. Понятно? Марш в постель!" На этом все и закончилось».[64]
Гитлер почти ежедневно общался с маленькой Генриеттой. Он слушал, как она играет на пианино, и танцевал с ней польку. Когда ей исполнилось 12 лет, он взял девочку с собой на оперный фестиваль в Байройт. Однако при этом фюрер никогда не стремился играть роль отца. Фон Ширах вспоминала: «Он был для меня хорошим товарищем по играм». Несмотря на то что Гитлер был ей симпатичен, она чувствовала, что эти отношения носят скорее семейный, а не сексуальный характер. Очевидно, у Гитлера вновь проявился недостаток эмоций, вызванный страхом кровосмешения. Отцу девочки, Хоффману, все это было крайне неприятно и отвратительно, хотя связь дочери с могущественным Гитлером несомненно представляла для него определенный интерес.
В другом случае поведение Гитлера снова поражает своей необычностью. На этот раз он не целовал, а позволял целовать себя. Секретарша Христа Шредер сообщала, что в ночь с 14 на 15 марта 1939 года во время переговоров Гитлера с президентом Гахой об оккупации Чехословакии она вместе со своей коллегой Гердой Дарановски сидела в приемной. «Мы сидели, а время шло. Наконец, около полпятого утра дверь распахнулась, и на пороге показался улыбающийся Гитлер. Он вышел на середину комнаты и заговорил, сияя от счастья: "Так, детки, целуйте меня сюда и сюда", — и подставил нам правую и левую щеки. Поскольку ничего подобного ранее не случалось, мы были немного озадачены, но быстро опомнились и исполнили его желание. Приняв наши поцелуи, он сказал: "Это — самый прекрасный день в моей жизни"». Из этой сцены становится ясно, что политика имела для Гитлера эротический подтекст. По всей видимости, она физически возбуждала его.