Homo Гитлер: психограмма диктатора

Создание «национальной общности народа», к которой стремился Гитлер, вовсе не было социалистическим мероприятием. Скорее он требовал от немцев обособиться от других народов и поклясться в верности до гроба своему фюреру. Подобные представления уходили своими корнями в мужскую солидарность, совместную мужскую борьбу. Война для него была мерой всех вещей. Одержать победу можно только мужским мечом, мирный экономический способ покорения его не устраивал. Только мерзкие евреи способны отрицать этот «благородный принцип природы». Мировоззрение Гитлера являлось концепцией реформ и спасения, слегка окрашенной гомоэротизмом.

Гораздо более отчетливо это заметно на примере одного из идейных предшественников Адольфа Гитлера Ланца фон Либенфельса. Еще в Вене молодой Гитлер тщательно изучал его журнал «Остара», где были опубликованы две книги Ланца: «Раса, женщина и ее любовь к мужчинам низших рас» (1908) и «Опасность матриархата и необходимость матриархальной морали» (1909). Эти памфлеты разъясняли несознательность немецких женщин: «Крепкие темноволосые мужчины низших рас, которые живут среди нас, психически и физически развратили наших женщин и испортили их эротический вкус».[173] Ланц пропагандировал гомоэротическую общность мужчин, «новый орден тамплиеров», который следовало создать в замке Верфенштайн в Нибелунгенгау в Вашау, на руинах которого он периодически вывешивал флаг со свастикой.

Хотя позднее Гитлер отмежевался от слишком уж явного гомосексуализма сторонников Ланца, влияние его идей ощущается в «Майн кампф». Ярким примером этого служит печально знаменитый пассаж: «Черноволосый еврейский юноша с сатанинской усмешкой на лице часами нетерпеливо поджидает невинную девушку, чтобы осквернить ее своей кровью и обокрасть ее народ».

И в других местах книги вновь и вновь проскальзывает невообразимое отвращение, которое охватывало и захлестывало его вместе с половым влечением.[174] Он утверждал, что евреи виновны в «превращении нашего полового влечения в скотскую жажду спаривания». У Гитлера вызывал омерзение «отвратительный душок нашей современной эротики», он явственно видел, что в «теплице сексуальных раздражителей» выросло «ядовитое растение расовой дегенерации». Сексуальные фантазии отвращения, которыми гомосексуальные мужчины отгораживают себя от женщин, Гитлер перенес на евреев. Примечательный символ проявления отвращения Гитлера, процитированный выше пассаж про «личинку» и «еврейчика», одновременно является и символом мальчишеской импотенции.

Американский исследователь Брам Дикштра, который был уверен в гомосексуальности Гитлера, интерпретировал убийство евреев как «метафорический геноцид».[175] Можно проследить связь идей фюрера с антифиминистскими и антисемитскими образами, представленными в современном немецком кино Г. В. Пабстом, Ф. В. Мурнау и Фрицем Лангом. Здесь, как у Гитлера, еврей идентифицирован как прототип сексуально озабоченной и развращающей мужчин женщины и приравнен к женщине-вампиру, от которой мужчина мог спастись, только убив ее. Святой Георгий как герб лагерей смерти.

Феминистки заходят настолько далеко, что считают антифеминизм более фундаментальным принципом биологической политики нацистов, чем расизм. По их мнению, в национал-социализме на первом месте стоял сексизм, и только потом шел расизм. Подобный подход в принципе не имеет ничего общего с действительностью. Абсурдно утверждать, что принижение женщин было более сильным, чем целенаправленное поголовное истребление евреев или цыган. Режим, который захотел бы последовать шутливой рекомендации комика Лихтенберга: «Всех новорожденных девочек топить!» — имел бы весьма ограниченную временную перспективу и просуществовал бы не дольше одного поколения.

Антифеминизм не может проявить себя в той же форме, как направленный на массовое уничтожение евреев антисемитизм, он вынужден маскироваться, перенаправлять свою агрессию на другие группы населения. Для Гитлера были типичны подобные маскировка и перенесение подавленных эмоций, которые и делали его личность столь непроницаемой, а поведение — непредсказуемым.

При всем желании Адольф Гитлер не мог запретить немцам спать с женщинами. Однако он смог ограничить половые контакты, соорудив преграды в виде расовых законов. Вплоть до самоубийства Гитлера не оставляли страх перед загрязнением крови и забота о чистоте расы и расовой гигиене. Свое политическое завещание он закончил словами: «Прежде всего я обязываю руководство нации и общество строго соблюдать расовые законы и стойко сопротивляться международному еврейству, которое является всемирным отравителем всех народов».