Читаем Homo Irrealis полностью

По сути, соглашаясь на роль подопытной зверушки в эксперименте Авроры, Жером изгоняет из головы все сомнения в собственной смелости, подавляет стеснительность и даже самопровозглашенную робость. Теперь он может невозбранно ухаживать за Клэр, без всякого страха, что в этом есть что-то безнравственное. По собственному понятию он а) действует по наущению Авроры и б) ровно ни о чем Клэр не просит. Ему нужно лишь ее колено. Оно способно полностью утолить его желание.

Позволяя Жерому относиться к соблазнению как к эксперименту, Ромер убирает из ситуации неуверенность в себе и желчные укоры совести, которые каждый мужчина испытывает всякий раз, когда за кем-то ухаживает и боится отказа. Самоненавистничество Ромер уже рассмотрел в куда более раннем фильме «Знак льва». Теперь на его место встают лукавство, веселость и озорство. Мне тоже всегда хотелось изгнать из своей жизни все формы самообвинения. Но даже если стратегия Жерома и не срабатывает, на руках у него все-таки остается одна неразыгранная карта, а именно: не раз сделанное Авроре признание в том, что «Всякий раз, как я желал женщину, мне не удавалось ее заполучить. Все мои победы оказывались неожиданностями». Он Казанова, хотя в этом и не признаётся.

Все, что ему нужно, это колено Клэр. Вопрос не в том, почему колено, вопрос — почему только оно?

Его довод — а это не более чем довод — состоит в том, что у каждой женщины есть свое уязвимое место. Шея, рука, талия, а в данном случае — колено. Мысль, что тело любой женщины можно свести к одному-единственному уязвимому месту, или магнитному полюсу желания, как его называет Жером, разумеется, абсурдна. Такого места не существует. Скорее всего, колено Клэр просто заинтересовало Жерома сильнее всего остального. Однако теория о его значимости помогает Жерому отыскать точные координаты запланированной им осады тела Клэр. Она же помогает ему обуздать собственные надежды, ибо он уже знает — пусть и сказал Авроре, что желание, которое вызывает у него Клэр, дает ему над ней определенную власть, — что она для него недоступна и неприступна.

То, что совершает Жером — устраняет женщину как целое и делает колено замещением всего ее тела, частью целого, — это чистой воды синекдоха. Он сублимирует желание, останавливаясь на одном лишь колене и игнорируя все остальное, то есть, по сути, фетишизируя это колено.

Возможность утолить желание ему приносит самый расхожий и банальный прием: дождь. Это очень ромерианский ход. В «Моей ночи у Мод» снег вынуждает Мод и Жана-Луи ночевать в одной комнате, здесь же на помощь приходит дождь. Жером и Клэр отправляются по делам на его катере, пугаются, что скоро начнется ливень, вынуждены пристать к берегу и укрыться в лодочном сарае. Пока идет дождь, Жером сообщает Клэр, что только что видел ее молодого человека с другой девушкой. У нее это вызывает слезы. Он пытается ее утешить и наконец, собрав в кулак мужество и силу воли, опускает ладонь ей на колено и начинает его поглаживать, снова и снова. Она, видимо, принимает его жест за утешение; для него же в этом жесте одно сплошное желание — ответ на вызов Авроры, попытка унять собственное желание. Однако есть в нем и нечто боязливое, похожее на поцелуй, которым мальчишка-подросток награждает ничего не подозревающую девушку на подростковом свидании — и за этим следует смущенная, но удовлетворенная ретирада.

Объяснение и описание того, как он положил ладонь Клэр на колено, ее пассивной реакции на его касание, за которым следует его собственное толкование отсутствия у нее отклика, — все это исполнено тонких извивов и оборотов: этот монолог можно назвать классикой жанра французской беллетристики, который называется roman d’analyse. Так могли писать мадам де Лафайет, Фроментен, Констан или Пруст.

И в общем, она сидела напротив меня, и колено ее было на расстоянии вытянутой руки, гладкое, блестящее, нежное, хрупкое. Так близко и так далеко. Так близко — протяни руку и дотронься; так далеко, потому что совершенно недостижимо. Совсем просто, совершенно невозможно. Так вот стоишь на краю утеса и знаешь: один шаг — и сорвешься, но нельзя, даже если хочется. Я положил ладонь ей на колено. Быстрым уверенным жестом, у нее не было времени отреагировать. Она только посмотрела на меня — кажется, безразлично. В любом случае без всякой враждебности. Ничего не сказала. Не стала отталкивать мою руку, ногу не отодвинула. Почему — не знаю. Мне непонятно. Хотя, может, понятно. Если бы я попытался погладить ее по волосам или по лбу, она бы наверняка отреагировала классическим инстинктивным жестом самозащиты. А я застал ее врасплох. Она, наверное, решила, что это такая тактика, а дальше будет нападение. Когда его не последовало, она успокоилась. Как тебе такое объяснение?

Перейти на страницу:

Похожие книги

На льду
На льду

Эмма, скромная красавица из магазина одежды, заводит роман с одиозным директором торговой сети Йеспером Орре. Он публичная фигура и вынуждает ее скрывать их отношения, а вскоре вообще бросает без объяснения причин. С Эммой начинают происходить пугающие вещи, в которых она винит своего бывшего любовника. Как далеко он может зайти, чтобы заставить ее молчать?Через два месяца в отделанном мрамором доме Йеспера Орре находят обезглавленное тело молодой женщины. Сам бизнесмен бесследно исчезает. Опытный следователь Петер и полицейский психолог Ханне, только узнавшая от врачей о своей наступающей деменции, берутся за это дело, которое подозрительно напоминает одно нераскрытое преступление десятилетней давности, и пытаются выяснить, кто жертва и откуда у убийцы такая жестокость.

Борис Екимов , Борис Петрович Екимов , Камилла Гребе

Детективы / Триллер / Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Русская классическая проза
Взгляд и нечто
Взгляд и нечто

Автобиографическая и мемуарная проза В.П.Некрасова охватывает период 1930–1980-х годов. В книгу включены произведения, созданные писателем после вынужденной эмиграции и в большинстве своем мало известные современному читателю.Это прежде всего — «Записки зеваки», «Саперлипопет», послесловие к зарубежному изданию «В окопах Сталинграда», «Взгляд и Нечто».«Нет, не поддавайтесь искушению, не возвращайтесь на места, где вы провели детство… не встречайтесь с давно ушедшим», — писал Виктор Некрасов. Но, открывая этот сборник, мы возвращаемся в наше прошлое — вместе с Некрасовым. Его потрясающая, добрая, насмешливая память, его понимание того времени станут залогом нашего увлекательного, хотя и грустного путешествия.Для многих читателей Виктор Платонович Некрасов (1911–1987) сегодня остается легендой, автором хрестоматийной повести «В окопах Сталинграда» (1946), которая дала ему путевку в литературную жизнь и принесла Сталинскую премию. Это было начало. А потом появились «В родном городе», «Кира Георгиевна», «Случай на Мамаевом кургане», «По обе стороны океана»… Последнее принесло ему ярлык «турист с тросточкой». Возможно, теперь подобное прозвище вызывает легкое недоумение, а тогда, в уже далеком от нас 1963, это послужило сигналом для начала травли: на писателя посыпались упреки в предательстве идеалов, зазнайстве, снобизме. А через 10 лет ему пришлось навсегда покинуть родной Киев. И еще с десяток лет Некрасов жил и писал в эмиграции… На его могиле на небольшом муниципальном кладбище Сен-Женевьев де Буа под Парижем всегда свежие цветы…

Виктор Платонович Некрасов

Биографии и Мемуары / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Документальное