На следующей неделе редактор
Винер продолжал говорить о появлении заводов «без рабочих» и возрастании важности «закладывания программ». Он довольно отчетливо намекнул на теоретическую возможность и практические последствия обучения машин: «Ограничения подобной машины заключаются только в понимании целей, которые необходимо достичь, в потенциале каждой фазы процессов их достижения и в нашей способности логически определить комбинации этих процессов, необходимые для достижения целей. Грубо говоря, если мы можем делать что-либо в ясной и понятной форме, то это может сделать и машина»{33}
.На заре компьютерной эры Винер видел и прямо говорил, что автоматизация способна снизить ценность «рядового» работника предприятия до уровня «не стоит нанимать ни за какие деньги» и что «нас ждет предельно жестокая промышленная революция».
У него не только были мрачные предчувствия относительно компьютерной революции, он предвидел нечто еще более пугающее: «Если мы будем двигаться в направлении производства машин, которые обучаются и поведение которых изменяется с опытом, то нам нужно готовиться к тому, что каждая толика независимости, предоставляемая машине, будет превращаться в возможность неподчинения нашим желаниям. Джинн, выпущенный из бутылки, не вернется в нее добровольно, и у нас нет оснований рассчитывать, что они будут хорошо относиться к нам»{34}
.В начале 1950-х гг. Рейтер и Винер выдвинули идею создания «Ассоциации труда, науки и образования», но это партнерство не дало немедленного эффекта в какой-то мере из-за состояния здоровья Винера, а в какой-то из-за того, что Рейтер представлял часть профсоюзного движения США, которая считала автоматизацию неизбежным атрибутом прогресса, – профсоюзный лидер намеревался выторговывать экономические выгоды, играя на воздействиях технологии: «В конечном итоге с современными рабочими процессами придется смириться, получив за них компенсацию в виде увеличения времени досуга и творческого отдыха. В своем принятии автоматизации и новой технологии он, похоже, был полностью захвачен ростом эффективности как желанного и в общем нейтрального условия»{35}
.Предупреждение Винера все же высекло искру, но не в 1950-х гг., в десятилетие правления республиканцев, когда у профсоюзного движения было немного сторонников в правительстве. Только после избрания Кеннеди в 1960 г. и при его преемнике Линдоне Джонсоне партнерство Винера и Рейтера привело к рождению одной из немногих серьезных инициатив правительства США по решению проблемы автоматизации – в августе 1964 г. Джонсон создал комиссию для исследования влияния технологии на экономику.
Определенное давление оказали левые. Президенту было направлено открытое письмо от имени группы, называвшей себя Специальным комитетом по тройственной революции и включавшей среди прочих главу демократических социалистов Америки Майкла Харрингтона, соучредителя организации «Студенты за демократическое общество» Тома Хейдена, химика Лайнуса Полинга, шведского экономиста Гуннара Мюрдаля, пацифиста Абрахама Масти, историка экономики Роберта Хейлбронера, публициста Ирвинга Хау, борца за гражданские права Байарда Растина и кандидата в президенты от Социалистической партии Нормана Томаса.
Первой революцией, о которой писали они, была «кибернетизация»: «Началась новая производственная эпоха. Принципы ее организации настолько отличаются от принципов индустриальной эпохи, насколько принципы индустриальной эпохи отличаются от сельскохозяйственной. Кибернетическая революция стала следствием союза компьютеров и самоуправляемых машин. Это ведет к появлению систем практически неограниченной производственной мощности, которые требуют все меньше живого труда»{36}
. В состав Национальной комиссии по технологии, автоматизации и экономическому прогрессу вошли такие яркие личности, как Рейтер, Томас Уотсон-младший из IBM, Эдвин Лэнд из Polaroid, экономист из Массачусетского технологического института Роберт Солоу и социолог из Колумбийского университета Дэниел Белл.