Homo Super (Рыбка-бананка ловится плохо)

С непередаваемым чувством абсурдности происходящего и обреченности, похожим на то, какое испытал бы человек, явившись на похороны и увидев в гробу самого себя, Эдик стал искать выход из зыбкого лабиринта.

Подрулив к какой-то трясущейся девке с имплантированными в скальп иглами дикобраза и почуяв для верности запах ее дезодоранта, он заорал ей в самое ухо:

– Не видела моего пацана?

– Уйди, перхоть! Я тут с человеком зависаю.

– Хорошо хоть не с моим мастифом, – сострил Пыляев на свою голову.

Девка тут же показала ему отставленный средний палец с проштампованным в ногте силуэтом летучей мыши. Эдик схватил этот палец и мгновенно сломал. Хруст не был слышен из-за шума.

Девка засмеялась, демонстрируя керамические зубы с разноцветным напылением. Эдик обнаружил, что держит палец в руке. Тот оказался биопротезом и почти наверняка был застрахован на приличную сумму. Поднеся палец поближе к глазам, Эдик понял, что ошибся: это была одноразовая дешевка фирмы «Сексуальные окончания» – для тех, кто любит посасывать и откусывать их во время полового акта. Палец имел характерный сладкий привкус; трехсантиметровый ноготь содержал тестостерон и безболезненно растворялся в желудке.

Пыляева охватило беспричинное раздражение. Даже «пурга» изменила, чего раньше никогда не случалось. Он направился в глубину «мюзик-холла», раздвигая лягушат и разрушая лазерные привидения.

На месте диск-жокея никого не оказалось. Более того – вся аппаратура была отключена, а пульт мертв. Пыляев мысленно проследил всю цепочку: от холодных блоков питания до акустических кабелей «Ван дер Хул». Где-то внутри сложной системы необъяснимым образом зарождались ток и звук. Было более чем вероятно, что в эту систему следует включить и его мозг.

Иллюзии – как матрешки. Сколько кукол не разламывай пополам, тебе никогда не добраться до последней. Но почему возникает само желание ломать снова и снова?

Это заставило Эдика задуматься о прошлых временах. Он еще помнил старые способы имитации жизни – с помощью кинопроектора и экрана. Так вот, сейчас у него возникла иррациональная, но непоколебимая уверенность в том, что сам он и все находящиеся в «мюзик-холле» представляют собой нечто вроде комбинации светлых и темных пятен на трехмерном экране, а проецирующий объектив, источник света и даже пленка находятся в чужой голове. Он знал, в чьей.

Это была голова его сына.

Ему было не до никчемной философии, и не осталось времени на поиски себя. Все, что он мог, – это проследить, откуда падает свет, и двигаться в этом направлении.

Неуклонно приближаясь к Светоносному.

15

Когда Эдик появился на крыше, Супер повернул к нему голову. Его глаза были старыми, как ложь. Теперь Пыляев ощутил беспричинный страх.

За спиной Супера в инвалидном кресле Ксении Олеговны сидел Гена, которого Эдик даже не сразу узнал и которому полагалось гнить на кладбище. Бывший телохранитель выглядел нестандартно. Опухоль исчезла, на ее месте открылся миниатюрный младенческий глазик, затянутый мутной пленочкой и пока бессмысленный. Гена улыбался. Эдик осознал, что видит мутанта улыбающимся первый раз в жизни. В жизни?!..

Что-то заставило его посмотреть вверх. Он подавил в себе желание зажмуриться.

По небу плыли облака в виде спящих девушек – идеально очерченные, подсвеченные розовыми лучами заходящего солнца скульптуры из водяного пара. Захлопывались створки дня, соединяясь на линии горизонта. Внутри раковины темнел перламутр. Это была раковина без жемчужины. Ее заполнял липкий моллюск страха… Впечатления трансформировались в чувства, для которых еще никто не придумал названий.

Галерея спящих девушек выглядела величественно, как чужая смерть. И прекрасно – несмотря на разрушительную работу рассудка. Наступала безжалостная ясность: собственное ничтожество, непоправимость судьбы, жизнь, растраченная впустую…

Видение плывущих по небу розовых фигур так поразило Пыляева, что он не сразу обратил внимание на тишину. Шум, доносившийся из «мюзик-холла», прервался, как бульканье утопленника. Только ветер-суховей еле слышно посвистывал в каминных трубах…

Внизу взревел двигатель грузовика. Эдик перегнулся через перила. Во дворе разворачивался контейнеровоз компании, занимающейся вывозом мусора. Контейнер был открыт и доверху набит мертвыми телами, сваленными в беспорядке. Это напоминало чем-то кадры старой хроники, которые врезались Эдику в память и запечатлели повседневную реальность концентрационных лагерей в сороковые годы прошлого века.

Он закричал. Грузовик притормозил. Из кабины высунулась голова водителя в респираторе и фирменной кепке, потом появилась рука в белой перчатке. Рука сделала приветственный жест. Опять что-то вынудило Эдика улыбнуться и помахать в ответ. Он раздвинул губы, ставшие резиновыми, и пошевелил пальцами – многозвенными механизмами…

Мусоровоз посигналил и уехал.

* * *

Незаметно наступил вечер. Волшебные облака расплылись. Солнце скрылось за деревьями, потянуло осенним холодком. Вокруг было неестественно тихо…

Супер уже читал другую книгу – «Глобальный человейник» Зиновьева. Его лицо выглядело осунувшимся.