Читаем Homo полностью

Меня и сейчас продолжают волновать воспоминания о том вечере, когда Джейн сама пришла в мою маленькую квартирку. Жизнь в мире оживающих призраков давно уже отучила нас от неожиданных визитов друзей, тем более по ночам. Вот почему, услышав тот вечерний звонок, я, прежде всего, расстегнул кобуру револьвера, выключил свет, и только тогда осторожно подошел к глазку бронированной двери, выходящей на улицу. В тусклом свете прибора ночного видения я увидел настороженно замершую фигурку в черном, окруженную роем летающей нечисти. Я уже собирался выругаться покрепче в дверное переговорное устройство, когда характерное движение руки, поправляющей волосы, позволило мне узнать, кто скрывается под маской ночной колдуньи.

Пока я со смехом выгонял за дверь фантомы летучих мышей, созданные Джейн для достоверности, она распахнула свой крылатый плащ, и поставив на стол бутылку настоящего итальянского “Кьянти”, устало попросила меня:

- Только, пожалуйста, постарайся хотя бы сегодня ни о чем меня не расспрашивать и не ссориться.

Я вынужден был согласиться, хотя не мог не заметить, как нервно она закуривала и тут же бросала свои маленькие пахитоски с марихуаной. Мы не успели допить и половины бутылки, как Джейн, решительно выбравшись из кресла, в котором она обычно устраивалась с ногами, отодвинула столик и прыгнула ко мне на колени. Это было настолько неожиданно и необычно, что я почти замер, стараясь даже не слишком сильно дышать на нее: до сих пор любая моя попытка не только приобнять ее, но и просто взять за руку тут же отвергалась достаточно быстро и решительно.

- Обними меня, Джонни, - попросила она охрипшим от волнения голосом. — Крепче, еще крепче….Ну, будь же мужчиной, Джонни! Я так хочу, - потребовала она, потянув меня к моему старому полуразвалившемуся дивану…

- Пожалуй, хватит, - сказала она, спустя полчаса, включая торшер над нашими головами. — Мне надо идти. Надо, понимаешь, надо, - подчеркнула она, увидев мое погрустневшее лицо. — Ну не дуйся, пожалуйста, Джонни! Мне было хорошо с тобой, но сейчас надо идти. Я скоро позвоню тебе или приду.

Но звонка мне пришлось ждать добрых три месяца. Десятки раз перебирая в мыслях события того вечера, я каждый раз натыкался на одну и ту же мелочь, заметить которую можно было только хорошо зная несколько утрированную нестеснительность моей Джейн. Одеваясь в тот вечер, она мягко, но настойчиво потребовала у меня:

- Отвернись, не смотри на меня, мне неудобно. Я еще не привыкла к тебе.

Отметить-то я это отметил, а понять смог только значительно позже, гораздо позже того самого звонка, которого я так долго ждал.

- Джон, ты не догадываешься, зачем я тебе позвонила? — спросила она сразу после первых приветствий.

- Наверное, чтобы сказать, что ты обо мне, наконец-то соскучилась, - чуточку обиженно ответил я ей.

- Ты помнишь наш последний вечер?

- Конечно, помню, могла бы об этом и не спрашивать.

- Так вот, у меня будет ребенок. Я думаю, тебя это не особенно расстроит, и ты поступишь, как настоящий джентльмен.

- Конечно, не расстроит, - как можно мягче и ласковее ответил я, - в общем-то, я даже рад этому. Ты ведь прекрасно знаешь, как я тебя люблю и хочу быть с тобой.

- Вот и прекрасно. Через полчаса я к тебе перееду.

Правда, такое необычное “признание в любви” было, пожалуй, слишком суховато даже для нашего сугубо рационального времени, но я был счастлив: я слишком любил её, чтобы обращать внимание на подобные мелочи.

И только совсем недавно узнал, почему она так неожиданно захотела моей любви. В тот вечер, как оказалось, она окончательно поверила в то, что ее первый муж к ней уже никогда не вернется: у него родился долгожданный сын.

С тех пор прошло целых три года, у нас тоже родился сын, но и он и я, по-моему, не очень-то были нужны нашей жене и матери. Это, конечно, не относилось к получению от меня еженедельных кредитных карточек на продовольствие и марихуану. Последняя день ото дня все больше и больше начинала заменять Джейн не только семью, но и весь окружающий мир.

В состоянии тревожного полусна мысли мои поворачивались так же медленно, как и язык при разговоре, и я не успел оглянуться, как уже проскочила добрая половина времени, положенного мне на отдых. Сна же не было ни в одном глазу. Скорее всего, дело было в том, что коротенькая форменная курточка никак не могла защитить мои ноги от промозглого казарменного холода, сквозившего из отверстия в пуленепробиваемом стекле окна: кондиционер, закрывавший это отверстие, был еще вчера извлечен для какого-то внеочередного ремонта, да так и не возвращен до настоящего времени.

Плохо ли, хорошо ли, но возня с курткой и поглядывание на часы как-то отвлекло меня от не слишком-то приятных мыслей о “семейном уюте”, и мысли сами собой переключились на мою рабочую тематику.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимович Соколов , Борис Вадимосич Соколов

Документальная литература / Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное
Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917–1920 гг.)
Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917–1920 гг.)

Поэтизируя и идеализируя Белое движение, многие исследователи заметно преуменьшают количество жертв на территории антибольшевистской России и подвергают сомнению наличие законодательных основ этого террора. Имеющиеся данные о массовых расстрелах они сводят к самосудной практике отдельных представителей военных властей и последствиям «фронтового» террора.Историк И. С. Ратьковский, опираясь на документальные источники (приказы, распоряжения, телеграммы), указывает на прямую ответственность руководителей белого движения за них не только в прифронтовой зоне, но и глубоко в тылу. Атаманские расправы в Сибири вполне сочетались с карательной практикой генералов С.Н. Розанова, П.П. Иванова-Ринова, В.И. Волкова, которая велась с ведома адмирала А.В. Колчака.

Илья Сергеевич Ратьковский

Документальная литература