Гук видит в отражении зеркала, как Тэхен недоволен. Он изменения в его настроении на раз чувствует. По голосу, интонации, по его позе, даже по тому, как он кусает щеку изнутри. Чонгук может с закрытыми глазами воспроизвести все тэхеновы жесты в любом настроении от радости до злости. Чонгук вообще Тэхена понимает и знает как никто. А Тэхен совсем не такой. Тэхен не видит ничего. Чонгук видит его ревность, но ревность эта не такая, как хотелось бы.
Потому что у Тэ словно игрушку отбирают. А Чонгук не хочет быть игрушкой больше. Тэхен заботливый, он любит его по-своему. Но делить Чонгука ни с кем не хочет, потому что это его ребенок из детского дома.
Чон так и слышит его голосом «идите и возьмите себе своего беспризорника, этот мой». Тэхен собственник. Чонгук вообще-то тоже. Только собственничество у них из разных тем.
– И обязательно надо идти? Ты не можешь со мной остаться?
– Я вернусь вечером.
– Чонгук.
Тэхеново «Чонгук» мурашками прошибает. Тэхен даже делает к нему шаг, заходит в его комнату, и Чон сглатывает, поворачиваясь лицом. Хочется руку выставить вперед и держать его на расстоянии. Чонгук не хочет дышать с Тэхеном одним воздухом, потому что даже собственная спальня пахнет Тэхеном. И от этого в легких все жжется и царапает. Чонгуку бы закричать, слезы по щекам размазывая, от его беспомощности в этой ситуации, но на деле он просто молчит и смотрит.
– Может, мы поговорим? – предлагает Тэ. А Чонгук и слова сказать не может. Им поговорить надо, не поспоришь. Действительно. Чонгук скажет, что любит его до смерти и дальше, вещи соберет и квартиру новую найдет. Не маленький все-таки. Поэтому Гук кивает и говорит:
– Вечером, хорошо? Я приду и поговорим.
Он Тэхена огибает, чуть задевает плечом и, обувшись, хлопает входной дверью. А Ким так и стоит посреди его комнаты, с его разбросанными вещами и тетрадями, рюкзаками, с его ноутбуком, взятым по дешевке. От Чонгука так много всего в этой комнате, а самого его нет. И Тэхен садится на его кровать совсем растерянный. У кого бы спросить, когда все изменилось? Тэхен бы вернулся и все исправил. Он хочет Чонгука обратно. Того, который теплом своим по ночам грел, а утром, если Ким проснется раньше, приоткрытыми губами в ключицу утыкался и сопел. Того Чонгука, что обнимал по утрам и носом в волосах застревал чуть дольше, чем надо. Чонгука, с которым Тэхену было надежно и спокойно.
– Почему, Чонгук? – тихо спрашивает Тэхен пустоту. – Почему ты отдаляешься от меня?
Чичи лижет пальцы, а Чимин смеется. Он пухлый и белый медвежонок и играется похуже ребенка. Чимин сидит прямо на полу, а щенок скачет вокруг, игриво рычит и виляет хвостиком. Он прыгает на колено к Чимину и тянет черный нос к его лицу, принюхивается и лижет подбородок шершавым языком. Чимин визжит нечто похожее на «фу!» и отворачивается.
Юнги смотрит на них, прислонившись плечом к дверному косяку, улыбается и иногда тоже смеется. Желудок греет рамен, а сердце – смеющийся Чимин. Он такой светлый и теплый, как чертово Солнце. Он живой. Он его заряжает энергией какой-то непонятной, Юнги даже объяснить этого не может, хотя вроде не глупый. Рядом с Чимином просто все краски ярче и звуки громче. Такая сопливая романтика, что Юнги сам от себя в шоке.
Юнги бы сразу его куда-нибудь пригласил, еще на той площадке с Хосоком, только решил, что это быстро. Что познакомиться им стоит. Узнать друг о друге что-то больше, чем «баскетболист» и «друг Хосока». А потом случился Шуга, и Юнги снова увяз в семье, отодвинув личную жизнь.
Зато теперь Чимин с ним. И так даже лучше.
– Господи, я весь в шерсти, – Чимин облизывает губы и морщится. – Мне надо в ванну.
– Вторая дверь налево, – усмехается Юнги и подталкивает проходящего Чимина, проезжаясь рукой по его заднице. Пак брови приподнимает удивленно, а Юнги подмигивает ему игриво.
Чимин когда из ванны выходит, спотыкается о чужие руки, и прижимается к стене спиной.
– Ты можешь теперь мне уделить внимание? – голос у Юнги тихий, вкрадчивый, и Чимин мокрыми ладонями упирается в его плечи, на футболке следы оставляет и кивает, расслабляясь. – Тогда нам сюда.
Чимину нравится, когда Юнги обнимает его сзади. Он так горячо дышит на шею, что мурашки стартуют марафон по спине и рукам. Он своими ладонями задирает чиминову красную футболку в черную полоску и ладони прижимает к плоскому животу.
– Я по тебе соскучился, Чимин-а, – говорит тихо, а Пак жмурится. Его пальцы чертят круги на животе, подушечки очерчивают рельеф мышц, пока Чимин медленно шагает и оказывается в другой комнате. Там кровать двуспальная, стол, бежевые шторы и серый ковер с длинным ворсом. У Чимина в нем ноги утопают, и он, не выдержав, поворачивается к Юнги лицом, чтобы сразу поцеловать. Очень хочется. Даже покалывает кончики пальцев.