House Of Cards (СИ)

Мин хмыкает. Чимин настолько податливый, словно пластилин. Он отзывается на все прикосновения. Его спина под футболкой влажная, Шуга царапает его поясницу, Чимин выгибается, впечатываясь в его грудь своей. Пак отворачивается, утыкаясь взглядом в обнаженное предплечье Хена, на внутренней поверхности которого черными чернилами в длину одна фраза.

«I don’t give a fuck».

Чимин дергается. То ли от укуса за мочку, то ли от того, что Мин сжимает его пах своей рукой, то ли от того, что Чимин не видел на его руке татуировки.

— Чимин, — Шуга выдыхает и прижимается еще ближе. Он пахнет так, что Мин еле сдерживает себя. Он такой теплый, такой уютный, как огромное одеяло и горячий кофе одновременно. Боже, Шуга медленно теряет контроль просто от одной мысли, что такие люди существуют. — Я…

Пак моргает, поворачивается к нему лицом и сам целует. Целует сильно, сразу же толкаясь языком и сжимая свободной рукой его толстовку на талии.

Чимин чувствует, что что-то не так. Но Хен невероятный.

Его соленая бледная кожа под губами Чимина покрывается россыпью мелких точек, похожих на звездное небо. Пак не открывает глаза, когда оттягивает толстовку и край футболки, чтобы прикусить тонкую выпирающую ключицу.

Шуга глушит свой резкий выдох в его плече, о которое он опирается лбом.

— Хватит, — вдруг прерывает Мин и разворачивает Чимина от себя. Распаленный, растерянный парень упирается взглядом и руками в стену. Шуга вжимается в него сзади, тянет на себя за бедра и вгрызается в основание шеи, выдыхая что-то похожее на мат. — Ты девственник?

— Нет, — Чимин опирается лбом о согнутую в локте собственную руку, пряча лицо в ее изгибе.

В комнате очень душно. Чимин чувствует, как испарина появляется на лбу, под волосами, а по виску скатывается капелька, которую Шуга тут же слизывает языком, пока расстегивает Чиминовы джинсы в три руки — его две и свободная Пака.

Чимин пьян, и перед глазами его все кружится, как на карусели. Серая стена теряет четкость, слабый дребезжащий свет одной лампы за их спинами рождает кривые тени на стене. Пак видит, как двигается тень Хена за ним и замирает, когда рука последнего проникает внутрь.

Шуга до сих пор холодный, а Чимин в его руках обжигающе горяч. Чимин кусает губу до боли, чтобы хоть как-то поймать себя в этой реальности, не давая разуму уплыть к чертовой матери, когда Мин сжимает его у основания и медленно ведет рукой вверх, а потом Чимин запрокидывает голову ему на плечо.

— Юнги, — шепчет Чимин, но Шуга его не слышит, а, может, пропускает это шевеление губ и тихий голос мимо ушей.

Прикосновения Шуги дерганные. Как наркоман в момент приготовления дозы: весь дрожит, все делает грубо, причиняя боль. Чимин будет в синяках, Шуга уверен.

Его бедра, ягодицы, его спина, шея, за которую Шуга хватается и сжимает. Его шея вся в алых отметинах, а плечи и ключицы исцарапаны. Шуга упирается лбом между лопаток, когда Чимин оглушает болезненным стоном. Только его руки продолжают тянуть на себя, он кусает его лопатку через ткань рубашки.

Чимин жмурится, продолжая впиваться зубами в ребро ладони, чтобы не кричать. Шуга двигается медленно, но каждый раз глубоко, и от этого у Чимина дрожат ноги и сводит спину.

Шуга останавливается, Чимин дышит тяжело и загнанно, как рыба, выброшенная на берег, хватает ртом воздух. Ладонь Мина скользит по волосам Чимина, убирает упавшие на лицо волосы назад и поворачивает парня к себе лицом. Шуга смотрит в его глаза, которые тот все хочет закрыть.

— Не закрывай, — хрипит Мин, продолжая держать с Чимином зрительный контакт, и даже, когда он кусает его легонько за нижнюю губу, оттягивая ее, Шуга смотрит на него. Смотрит, когда втягивает Чимина в глубокий, вязкий поцелуй. Смотрит, когда их языки сталкиваются, когда Чимин тихо скулит в его губы. Смотрит, когда Чимин моргает и осторожно ведет бедрами. Смотрит, когда подается вперед, замечая, как Чимин хмурит брови. И Шуга не закрывает глаза, когда Чимин кладет свою ладонь на его лицо, продолжая целовать, поглаживая скулу большим пальцем.

Шуга закроет глаза только тогда, когда Чимин разорвет поцелуй, чтобы застонать от наслаждения, уже громче произнося:

— Юнги… Юнги… Юнги.

Мин Юнги дописывает конспект под тихое сопение своего белоснежного щенка, что лежит на коленях, спрятав черный нос между лап. Лампа дневного света заставляет глаза слезиться, но Юнги терпеливо пишет. У него в наушниках негромко играет очередной трек.

— Хен… — сонный Чонгук появляется в дверях, потирая кулаком глаза. — Ты еще не лег?

Юнги отвлекается, вынимая один наушник, и качает головой. Оправа от очков натерла переносицу.

— Чего не спишь? — Мин гладит собаку между ушей, а потом кивает младшему на свой разобранный диван.

Чонгук не может спать один. С тех пор, как Тэхен уехал в Пусан Чон перебрался к нему. Тэхен для Чонгука как старший брат или целая Вселенная, это смотря под каким углом смотреть. Младший без него как потерявшийся щенок в дождливый день.

— Я скучаю, — Чонгук садится, скрещивая ноги по-турецки. — Не могу спать.

— Он скоро вернется. Неделя осталась, потерпи, ребенок.