Интенсивность сообщений померкла, замигала, снова прояснилась:
Нифига себе, водили ёжики хороводы, водили, да не вывохороводили... Это что ещё такое было?! Местный искин даёт мне добро на пропуск — сам по себе возник ответ. Тогда зачем в моей голове всё это транслировать?
Впрочем, пока мозг кипел и готовился к взрыву, язык работал за него:
— Кайна Огнелис, кицурэ, Старшие лисы, дочь хранителей Цитадели. Последняя... — голос мой немного дрогнул, во рту разлилась едкая горечь, — из кицурэ.
Земля под ногами дрогнула, вспучилась бугром, резво покрывающимся трещинами. С тихим шорохом поползла почва со стенок ямы.
Выламывая пласты земли, снизу поднялся матово блестящий металлический цилиндр, тут же разделившийся на две створки. Края расползлись в стороны, обнажая вполне привычную конструкцию лифта: пол, поручни на уровне пояса, пластинка сенсора на статичной стене.
Недолго думая, я забрал лопатку, подхватил Скола и рюкзак, и смело шагнул на твёрдую пластину пола. Створки закрылись, и желудок, устремившийся вверх, подсказал, что я уже спускаюсь вниз.
Мигнув неясной картинкой, мыслебутон свернулся обратно и растворился в подсознании.
Я прислонился к стене и устало сполз на пол. Руки дрожали, правый глаз подёргивался, а по спине бежали весёлым стадом мурашки. Две мысли не покидали голову: что это вообще было такое, и нафига оно мне надо?
Мягко дёрнувшись, лифт остановился. Створки расползлись в стороны, выпустив в просторный тамбур, залитый неярким светом, сочащимся прямо из стен. Я осторожно вдохнул. Чистый, слегка озонированный воздух медленной прохладной струйкой наполнил лёгкие. Выдох. Ожидание.
Но нет, лёгкие не растворились, кашель не напал, даже головокружения не почувствовалось.
Я ощутил мягкое прикосновение чужой мысли к сфере сознания: