i_8e24c74a9ae34e0c

«Интересно, почему все не может быть абсолютно хорошо? Хотя бы на краткий миг жизни… ну на минуту! Полнейшее счастье. Невозможное, видимо. Почему обязательно должен кто-то страдать от моего счастья? Почему девушка должна лить слезы, в то время как другая будет улыбаться? Почему мать должна кричать на свою дочь за то, что она пошла по своему собственному пути, а не по тому, который ей хотели уготовить родные? Почему всегда найдется что-то — мелкое, большое, невесомое как пылинка или же тяжеленное как бетонная плита, — что обязательно протянет скользкие и мерзкие пальцы к светлому счастью?

Мне, наверное, никогда не понять этого. Вернее, умом я понимаю, но сердцем ни понять, ни принять не могу. Не хочу. Я отказываюсь становиться циником, хотя вот-вот превращусь в него, низкопробного реалиста, не способного увидеть солнца на безоблачном небе. Я не хочу протягивать руки подобно слепцам, чтобы искать счастье, чтобы пытаться до него дотронуться, взять в ладони, понюхать и обязательно — куда без этого? — оторвать у него что-нибудь. Покажите мне того слепого — я подчеркиваю это слово — человека, который будет искренне радоваться тому, что нашел? Человека, который не будет подозрительно щупать и нюхать свое счастье. Потому что если он так поступает, значит, он не нашел ничего. Нашедший счастье перестает быть слепым. Нашедший счастье стремится подарить его тем, кто его окружает, а слепые, ползущие рядом с ним, всегда будут тянуть руки к счастью и марать его. Марать своими грязными и до мерзости противными пальцами.

…Господи, Руслана, что за мысли? Самой не противно, главная Слепая?

Что я несу?..

Лена…

И секунды не проходит, чтобы я не думала о тебе. Каждое мгновение наполнено тобой, даже если ты находишься на другом конце города. Но ты здесь, ты всегда рядом. Ты в моем сердце. Пусть эта фраза звучит довольно избито и неоригинально, но что поделать, если так оно и есть? Я не воспринимаю ее иронично или цинично, нет. Думаю, именно мои чувства к тебе не позволяют мне упасть, не позволяют мне сдаваться или останавливаться.

А мысли-то путаются. Сплетаясь в витиеватый узор, они натягиваются как тетива лука, становятся тонкими как паутина, растягиваются, но не рвутся — путаются, мешают мне нормально думать. Хотя я должна сказать им за это спасибо? Я не могу полностью сосредоточиться на том, что же мне сказать Владе, а тянуть больше нельзя. Пора оставить разрушенные надежды, прикрытые искусной иллюзией и самообманом, и наконец-то поставить точку в конце этой маленькой истории. Хватит тешить себя мыслью, что больно не будет. Будет. Сначала. Но не мне — к своему ужасу, я признаю это. Если честно, единственное, что я испытаю, это будет, наверное, облегчение, что все это наконец-то закончилось… А ведь как все начиналось? Влюбленные взгляды, глупые улыбки… Глупая влюбленная я.

Странно, а совесть даже до сих пор не мучает. Не впивается в шею, не кусает за нее, не давит на мозги. Кажется, она и вовсе куда-то отчалила, не желая принимать участия в моем разговоре. Но что это за чувство, противно грызущее изнутри? Не была бы я слепа, смогла бы разглядеть и понять… Хотя что тут понимать? И причем тут слепые или зрячие? Есть те, кто хочет видеть, и те, кто не хочет. Все. Хватит думать о всякой херне. Пора поговорить с Владой».

Остановившись возле обшарпанной двери подъезда, на которой со временем только прибавлялось различных наклеек да нецензурной брани, оставленной местными хулиганами, Руслана вздохнула так, словно тащила на себе огромный рюкзак, набитый тяжелыми камнями. На пару секунд закрыв глаза руками, а затем, немного помассировав виски, девушка решила, что тянуть больше не к чему. Она слишком устала от собственных мыслей и неосуществленных дел. Позвонив в домофон, она засунула одну руку в карман черных бриджей, а другой накрыла татуировку. Чуть покачиваясь с пяток на носки, девушка терпеливо ждала, когда Влада подойдет к домофону и откроет ей дверь.

Грязно-белые глаза были чуть прикрыты и смотрели вниз, на старое крыльцо, которое в некоторых местах было покрыто слишком большими дырками, тем самым напоминая сыр. На белой борцовке были отчетливо видны пятна вчерашней крови. Рядом с домофонной дверью, подпирая стенку дома, стоял рюкзак девушки, зашитый в нескольких местах.