Возможно, что у Некрасова было свое мнение об «Обрыве», несколько отличное от мнения всей редакции «Отечественных записок». Следует здесь вспомнить, что именно Некрасов обращался к Гончарову в 1868 году с предложением печатать роман в «Отечественных записках». И хотя Гончаров тогда ответил Некрасову отказом, он не порывал дружеских отношений ни с Некрасовым, ни с другими сотрудниками «Отечественных записок».
Совет Некрасова печатать «Обрыв» «отдельно», видимо, послужил своевременным толчком для романиста. «Стало быть, я решился печатать «Обрыв», будь что будет», — сообщает Гончаров С. А. Никитенко осенью 1869 года.
В состоянии депрессии Гончаров находился весь 1870 год.
Но он был человек сильный духом, и из всех невзгод и потрясений выходил в конце концов победителем, способным вновь трудиться, творить.
У Гончарова было намерение после «Обрыва» писать новый, четвертый роман. В январе 1870 года он писал П. В. Анненкову: «Если станет сил, лучше для меня, разделавшись с «Обрывом», подумать хорошенько о чем-нибудь новом, то есть о романе же, если старость не помешает».
Спустя полгода, Гончаров, находясь на лечении за границей, пытался начать работу над новым романом. «В прошлом году, в Булони, у моря, — сообщал он С. А. Никитенко 26 августа 1870 года, — я в последний раз почувствовал было охоту начать что-то новое. Погода была великолепная, ничто меня не беспокоило, и у меня начался было развиваться план какого-то романа; стали, по обыкновению, являться лица, характеры, сцены, даже очертания и эпилог к «Обрыву». Но только лишь я вернулся в нашу осень — тяжесть легла на меня…» Вспоминая об этом факте в 1879 году, в статье «Лучше поздно, чем никогда», Гончаров писал: «У меня раскидывался и четвертый период, захватывавший и современную жизнь».
Но Гончаров «оставил этот план», потому что, по его мнению, «творчество требует спокойного наблюдения уже установившихся и успокоившихся форм жизни, а новая жизнь слишком нова, она трепещет в процессе брожения, слагается сегодня, разлагается завтра и видоизменяется не по дням, а по часам. Нынешние герои не похожи на завтрашних и могут отражаться только в зеркале сатиры, легкого очерка, а не в больших эпических произведениях».
Гончаров хорошо знал дореформенную жизнь, что же касается современной жизни, нового поколения людей, то он сам признавался, что знал их плохо. «То, что не выросло и не созрело во мне самом, чего я не видел, не наблюдал, чем не жил, — то недоступно моему перу! — говорил писатель. — У меня есть (или была) своя нива, свой грунт, как есть своя родина, свой родной воздух, друзья и недруги, свой мир наблюдений, впечатлений и воспоминаний, — и я писал только то, что переживал, что мыслил, чувствовал, что любил, что близко видел и знал — словом, писал и свою жизнь, и то, что к ней прирастало» («Лучше поздно, чем никогда»). Это вполне объясняет, почему не был написан Гончаровым роман о «современной жизни».
Не раз сожалел Гончаров о том, что ему не довелось совершить второе кругосветное плавание. В 1871 году его друг К. Н. Посьет предложил ему принять участие в походе фрегата «Светлана» вокруг света. Вначале согласившись, Гончаров затем «отрезвился от своего не по летам пылкого порыва плыть в Америку».
Старость и нездоровье заставляли Гончарова избегать шумного общества, его сердечная жизнь, по словам Кони, «была в застое». Иронизируя по этому поводу над собой, Гончаров писал Н. Н. Теплову: «Что касается до граций, украсивших Вашу последнюю субботу своим присутствием, то мне, беззубому, тем паче, по причине их отсутствия, не подобало быть там — ибо «Пришли, пришли часы те скучны, Когда мои ланиты тучны Престали грации трепать», — и мне от них хорошего произойти не может, а может быть, как говорит один купец у Островского, «только скверно», тем более, что я предчувствую уж близкую кончину мира вообще, а свою в особенности…»[208]
Гончаров вынужден чаще уединяться в своей небольшой петербургской квартире в доме N 3 по Моховой улице[209]. Уже стал и круг его ближайших друзей. Среди них мы видим Софью Александровну Никитенко, бывшую до конца жизни писателя его задушевным другом и помощницей в литературной работе, а также Варвару Лукинишну Лукьянову, которой Гончаров увлекался в молодости и акварельный портрет которой — «прежней, красивой, молодой» — неизменно держал на своем письменном столе. Близок в те годы Гончаров по-прежнему и с Майковыми, хотя бывает у них реже. С вниманием относится он к творчеству Аполлона Майкова. Не раз слушает на вечерах у Майковых и у себя его стихи, пишет ему письма, в которых дает тонкие и верные замечания о достоинстве и недостатках его стихов. В числе очень близких знакомых Гончарова — редактор «Вестника Европы» М. М. Стасюлевич, хотя впоследствии писатель и стал подозревать его в соучастии с Тургеневым в интригах против него.