И. А. Гончаров

В июле 1834 года (Гончаров тогда уже закончил университетский курс и уехал к себе домой, в Симбирск) арестованы были Герцен и Огарев, а их кружок подвергся разгрому.

Однако представления студента Гончарова об университете постепенно менялись. Он начинал критически оценивать ряд явлений университетской жизни.

Относительная свобода науки в университете проявлялась в том, что преподавание с кафедры позволяло отдельным профессорам иногда выходить за рамки предписанных правил и требований и высказывать в лекциях и свою точку зрения в науках. От Гончарова не укрылось, что этой свободе ставилось все более и более преград. «…Страх, чтобы она не окрасилась в другую, то-есть политическую, краску, — вспоминал он, — заставлял начальство следить за лекциями профессоров, хотя проблески этой, не научной, свободы проявлялись более вне университета; свободомыслие почерпалось из других, не университетских источников».

Еще до поступления Гончарова в университет были запрещены лекции по философии профессора Давыдова. Поводом для этого veto послужило то, что в его лекциях «проявлялось свободомыслие». Этот факт долго обсуждался в студенческой среде. Волновал он и Гончарова-студента. Как грубую издевку над наукой он воспринял впоследствии мракобесное решение Николая I о том, чтобы преподавание философии в университете поручать… духовным лицам.

С начала тридцатых годов у поступающих в университет стали отбирать подписку «в непринадлежности к тайным обществам». «Эта мудрая мера, — с иронией и насмешкой замечает Гончаров, — производила одно действие: тем, кто из молодежи и во сне не видали никаких тайных обществ, этим давалось о них понятие — и только. Принадлежавшим же к этим обществам — если были такие — она, я полагаю, преградою не служила».

Вести политический надзор за университетами в то время возложено было на так называемых попечителей. По мере усиления реакционных мер по отношению к университету менялись и попечители. Целая вереница их прошла перед глазами студента Гончарова. Вначале он не имел повода вдуматься в существо их деятельности. Но вот университет посетил вновь назначенный попечитель граф Панин, и смутная тревога охватила «храм науки». Мрачным взглядом он осмотрел студентов и заметил, что у многих длинные волосы. Длинные волосы, говорит Гончаров, тогда считались у начальства признаком вольнодумства.

Усиление политического надзора за университетом в 1833–1834 годах особенно выразилось в попечительской деятельности некоего Голохвастова. С появлением этой личности и закончился «золотой век ученой республики», и на университет, по выражению Гончарова, «легла какая-то тень». При Голохвастове стали широко применяться такие меры наказания студентов, как карцер, исключение, отдача в солдаты. По словам Герцена, Голохвастов был верным слугой Николая. Наивные представления об «университетской республике» у Гончарова развеялись. В своих «Воспоминаниях» он подробно рассказывает о своем отношении к этим, как и другим, внутриуниверситетским событиям. Ему претили «крутые меры».

* * *

В развитии общественных и литературных интересов среди университетской молодежи большую роль играли в тридцатых годах студенческие кружки. По свидетельству Гончарова, «все студенты делились на группы близких между собой товарищей». Эти кружки много способствовали сближению академических интересов университетской молодежи с жизнью. В них, по словам Гончарова, «гранились друг о друга юные умы, жадно передавая друг другу знания, наблюдения, взгляды… Не так ли мы все приобретали то, что есть в нас лучшего и живого?» (курсив мой. — А. Р.).

Но студенческие кружки не были однородны. Кружок Герцена и Огарева, «Литературное общество одиннадцатого нумера», где главенствовали казеннокоштные студенты, Белинский и его друг Чистяков, и подобные им кружки были очагами политического свободомыслия. В них группировалась революционно настроенная молодежь.

На словесном отделении, видимо, была иная атмосфера. Здесь молодежь дробилась на кружки, которые в большинстве своем имели самообразовательный характер. В одном из них состоял и Гончаров.

В среде студенчества тогда широко и оживленно обсуждались статьи Надеждина, Шевырева, Киреевского. Горячие споры вызвала диссертация Надеждина, полемика «романтиков» и «классиков». Обостренная борьба мнений завязалась вокруг «Бориса Годунова» Пушкина.

Кружок, в котором состоял Гончаров, не общался с другими кружками. Белинский и Гончаров были слушателями разных курсов и в аудитории не встречались. В студенческие годы Гончарову так и не довелось познакомиться с Белинским.