И. А. Гончаров

Это был период, когда, по определению Ленина, все общественные вопросы сводились к борьбе с крепостничеством. Именно в обстановке этой борьбы окончательно определились и окрепли в мировоззрении, эстетических взглядах и творчестве Гончарова те черты и особенности, которые позволили ему подняться на новую, высшую ступень реализма и стать большим, подлинно национальным художником.

* * *

Трудно сложились в эти годы обстоятельства личной жизни писателя. Вернувшись в Петербург, он принужден был вернуться и к прежней службе в департаменте, где его чуть повысили: сделали начальником наименее интересного стола (отдела).

Но это нисколько не подбодрило Гончарова. Он чувствовал, что бюрократическая атмосфера и канцеляризм все сильнее давят на него. Титулярному советнику Гончарову «легче было превратиться в нового аргонавта, …нежели кругосветному путешественнику — в столоначальника министерства финансов. Привыкший уже к иным масштабам, он задыхался в тесной канцелярии».[120]

Вскоре после возвращения из плавания Гончаров стал подумывать о перемене службы, стремясь к более живому, ближе стоящему к литературе делу. К радости Гончарова, адмирал Путятин обратился к начальнику департамента, где служил Гончаров, с просьбой отпустить его на два месяца, — писать отчет за всю экспедицию. Предстояло много работы, но зато, по выражению самого Гончарова, не надо было «таскаться каждый день на службу», что, конечно, позволяло иметь больше свободного времени и для литературных занятий.

Вскоре наметилась возможность уйти совсем из департамента. «Да едва ли я пойду опять туда на службу», — писал Гончаров Е. В. Толстой 1 декабря 1855 года и сообщал о том, что на днях министр народного просвещения Норов сделал ему предложение «занять место у него, где жалованья много, больше даже, нежели сколько мне нужно, а дела еще больше, чем жалованья».

Новая должность, на которую здесь намекает Гончаров, — место старшего цензора по русской литературе — «с тремя тысячами рублей жалованья и с 10 000 хлопот», — по ироническому замечанию писателя.

В своих письмах Е. В. Толстая интересовалась ходом работы над романом «Обломов». Отвечая ей, Гончаров с нескрываемой горечью писал в канун нового, 1856 года, что не она одна спрашивает о романе — «спрашивают пуще» редакторы, а «романа нет как нет».

Таким образом, в 1855 году Гончарову, судя по всему, так и не удалось вплотную взяться за работу над романом: на писание донесения об экспедиции[121] и на подготовку к печати «Очерков путешествия» уходило немало времени и сил. Отсутствие благоприятных условий для осуществления главного творческого замысла, как всегда в подобных случаях, тяжело переживалось писателем.

Но была и другая, кроме этих обстоятельств, более личная причина того, что настроения Гончарова в то время были окрашены в минорный, даже горестный

До нас дошла серия писем (32) Гончарова к Е. В. Толстой, которые он писал ей в 1855–1856 годах. П. Н. Сакулин, опубликовавший эту переписку, замечает, что она вводит нас в «самые интимные уголки внутренней жизни Гончарова».[122] Действительно, в этих письмах отразились самые сокровенные чувства и переживания Гончарова, романтика большой, но неразделенной любви его к Елизавете Васильевне Толстой.

* * *

Елизавету Васильевну Толстую Гончаров знал еще шестнадцатилетней девушкой. Он встречал ее в семье Майковых в начале сороковых годов. Уже тогда, видимо, она произвела на него впечатление. В альбомной записи от 1843 года он называет «дорогими» минуты ее пребывания в Петербурге и желает ей «святой и безмятежной будущности».

С тех пор прошло двенадцать лет. Гончаров стал известным писателем. Ему уже сорок три года, но он по-прежнему одинок. В письмах своих он называет себя «стариком» и жалуется на болезни и хандру. «Мучительная сторона страсти», то есть любви, кажется ему чем-то «уже давно угасшим и забытым».

Я думал, сердце позабыло
Способность легкую страдать,
Я говорил: тому, что было,
Уж не бывать! Уж не бывать![123]

И вдруг осенью 1855 года у Майковых снова появляется Е. В. Толстая. Ее красота и ум приковывают к ней взоры всех, кто встречается с ней. Сильное впечатление произвела она, между прочим, и на Тургенева, изредка посещавшего дом Майковых. Но более всех восхищен и поражен этим прекрасным видением Гончаров. Он становится ее страстным и настойчивым поклонником. Она быстро вытеснила из его памяти образы ранее любимых и идеализированных им женщин, зажгла «в увядшем сердце кровь — опять тоска, опять любовь!..».[124] Новые чувства, новые переживания, новая жизнь вторглись в творческие думы романиста.