И. А. Крылов. Его жизнь и литературная деятельность

Издателем его был князь Шаховской, но главной поддержкой – Крылов. Подписчиков было не много, но, благодаря басням, которые помещал здесь Иван Андреич, номера его переходили из рук в руки и попадали иногда в самые далекие углы провинции. Орган этот боролся с новым направлением в литературе и на сцене – со школой Карамзина, с европеизмом. Из всего кружка шишковцев и оленистов, один Державин понимал достоинства Карамзина. Крылов несомненно чувствовал крайности узкого патриотизма Шишкова в языке и слоге и говорил о его «руководстве», что читать его должно, но руководиться им не следует; однако патриархальность его натуры, воспитание, которого корни были в почве прошлого века, пробелы в его образовании и полное незнакомство с Европой, делали его врагом всего иноземного, при всей его гуманности и любви к просвещению. Приятельские связи с Олениным и его друзьями утвердили в нем взгляды и убеждения, выразителем которых он остался навсегда. От всех других членов дружеского кружка отличался он однако трезвым умом и талантом. То и другое спасло его от нетерпимости к чужому мнению. Никогда не воздвигал он гонения на что бы то ни было новое, свежее. Он подмечал лишь смешную, комичную сторону явления и подсмеивался над этим в баснях. Правда, и это было несвоевременно, когда новое, свежее и без того с трудом пробивало себе путь, но, благодаря иносказательной форме, Крылов оставил много ценного даже в тех баснях, за которые – одни обвиняли его, а другие неудачно защищали. Все оправдание Крылова в том, что, благодаря художественному таланту, басни эти хороши, а понимать их и толковать мы можем теперь помимо той морали, какая навязывалась им тогда, хотя бы даже самим автором. Гениальный баснописец и сатирик, он не мог быть и не был общественным писателем уже потому, что не стоял по развитию впереди своего века, а также потому, что обладал мудростью, трезвым умом и талантом сатирика, но не настроением и чувством. Когда написал он комедию «Урок Дочкам» и «Модную Лавку», его хвалили за «совершенное отсутствие самого автора» в пьесе. Конечно, присутствия автора не должно быть заметно, но пульс его должен слышаться в пьесе, чего Крылов никогда не проявлял.

Его отношение к брату и к семье Оленина показывает однако, что он был великодушен, добр и привязчив. Его все любили. «Он желал всем счастья и добра, но в нем не было горячих порывов доставить их своему ближнему» – так говорят о нем те, кто понимал его хороню, кто знал его мысли, благородные побуждения и поступки. В нем было равновесие ума и сердца. Однако трезвый ум преобладал, благодаря может быть физическим качествам, и он жил по расчету рассудка: «физическая ли тяжесть, крепость ли нервов, любовь к покою, лень или беспечность, только Крылова не так легко было подвинуть на одолжение или на помощь ближнему». «Крылов всячески отклонялся от соучастия в судьбе того или другого лица». Этот расчет холодного, трезвого ума внес он и в свои басни.

Его покоя не смущал крепостной гнет, не смотря на его гуманность. В басне «Листы и Корни» он выразил трезвое убеждение лишь в важном значении производящего класса, в басне «Колос» он как бы отвечает тем, кто находит это недостаточным, и дополняет значение басни «Листы и Корни» тою мыслью, что всякое состояние имеет свои права и требования. Все недостатки Крылова, как представителя патриархального прошлого, значительно выкупаются его терпимостью. Под сенью этого дуба расцветало новое поколение, и знаменитые слова Грибоедова –

«А судьи кто?.. За древностию лет,

К свободной жизни их вражда непримирима»

не коснулись старого уже тогда Крылова. Напротив, он был одним из первых, сочувственно внимавших молодому поэту, когда последней читал свою, еще не напечатанную, комедию в небольшом кругу избранных.

Не даром так часто тонкая улыбка являлась на губах Крылова в архаических беседах членов «Беседы». Крылов не был впереди своего времени и не понимал многих новых явлений, что отразилось в некоторых его баснях, но это не мешало ему будить своим смехом спящее царство…

Глава V 1812–1826 г.