i a3ecc4926ae78677

обрела веру в талисманы и изображает на аэропланах слонов, аистов и т.п. Ну, на русских

крестьян мой дракон производит, во всяком случае, пугающее впечатление.

Мой новый наблюдатель по имени Ладемахер, с которым я летаю с 10 июля, —

расторопный и славный парень. У него есть обыкновение во время воздушного боя

громко ругаться. Хорошо только, что пропеллер трещит еще громче, не то русские уже

давно отправили бы кучу жалоб с просьбой наложить на нас взыскание за сквернословие!

Вчера рано утром я сбил над нынешней главной квартирой Брусилова один сильно

докучавший нам биплан «Ньюпор». 11 и 13 июля я отправил на землю по большому

русскому самолету. Последние два дались мне довольно легко — русские весьма неловки

в воздушном бою. Вчерашний же оказался увертливее — вероятно, француз...»

Он нахмурился. «Муромцы» — большие русские самолеты — часто прилетали бомбить.

Бме был практически уверен, что сбил по крайней мере один... может быть, и оба. Но

подтверждений этому не было. Стоило вернуться на машине и поискать обломки на

земле...

Он поежился, набросил на плечи куртку. Давление падает. Африка снова дает о себе знать

приступами лихорадки.

Ветер становился сильнее. Сорвало несколько палаток. Бме усмехнулся: живой талисман

эскадрильи, аист по имени Адолар, прятался от ветра за автомобилем... Забавная птица,

любимец всех здешних летчиков.

Он снова вернулся к письму:

«Вы интересовались, где сейчас Бльке. Он в «служебной командировке» на Балканах.

Смерть Иммельмана произвела в верхах такое сильное впечатление, что они, желая, по

меньшей мере, сохранить Бльке, на долгое время запретили ему полеты.

Из-за этого ему пришлось скрыть своего девятнадцатого, которого он — несмотря на

запрет — отправил на землю, поскольку тот пролетал прямо над аэродромом.

В конце концов, начальство решило предоставить ему отпуск в виде командировок в

Турцию и на Балканский фронт. Он должен составить представление о состоянии

тамошних летательных аппаратов.

Когда в день своего отбытия Бльке был приглашен к завтраку у кайзера, тот сказал:

«Имейте в виду, теперь мы вас держим на привязи!» — Это все я знаю от старшего брата

Бльке, который прежде был моим командиром…»

15 августа 1916 года, Нюрнберг

— Письмо, Анна-Мари! От твоего героя!

Девушки обступили подругу. Они уже решили, что будут присылать лейтенанту Бме

поздравительные открытки и небольшие подарки — все вместе. Минни, Элизабет, Лотта,

Гертруда, Анни, Теа — все они «обожали» «милого Эрвина».

Анна-Мари прочитывала его письма и передавала подругам. Все вместе они запоминали

странные названия, вроде «Wolhyniens» — «Волынь», посмеивались над аистом и

«драконом», радовались победам германского оружия.

— Он пишет о своем Бльке гораздо больше, чем о себе, — заметила Гертруда.

— Потому что Освальд Бльке — герой! — ответила Анна-Мари. — А Эрвин — очень

скромный человек.

— Эрвин тоже герой! — закричали и засмеялись Теа и Анни. — Мы приготовили для него

конфеты и открытку. Давайте все подпишемся.

Они написали короткое приветствие и расписались.

Вечером Теа поделилась с Гертрудой одним странным соображением:

— Мне кажется, Анна-Мари в него влюблена.

— В Эрвина? — Гертруда даже засмеялась. — Она поклоняется ему как герою, но

влюблена? Сама подумай, Теа, он ведь старик — ему уже тридцать семь лет!

Продолжение истории.

59. Падение Альбатроса

19 августа 1916 года, Дюссельдорф

— Вот и наш герой! — Профессор живописи Ганс Кольшайн встретил Эрвина Бме с

преувеличенной радостью. — Моя сестра писала, что ты, возможно, приедешь.

— Я в отпуске, — сказал Бме. — Но, честно говоря, уже устал отдыхать.

— Все шутишь. — Кольшайн потащил его в гостиную. — У нас сегодня в твою честь

обед. Как Герхард? Сестра беспокоится о нем.

Сестра Кольшайна была замужем за братом Эрвина — Герхардом.

Эрвин сдержанно ответил:

— Воевать в воздухе, думаю, не более опасно, чем на земле. Может быть, даже

безопаснее.

— Эрвин, я хотел бы написать твой портрет, — Кольшайн сразу приступил к делу. — Я

размышляю над этим вот уже несколько месяцев.

— Не знаю, — протянул Бме. — Может быть, имеет смысл лучше написать портрет

Бльке?

Кольшайн улыбнулся:

— Мы знаем, что ты преклоняешься перед своим командиром, но, Эрвин, не он — мой

родственник, а ты. Вся наша семья гордится тобой.

Кольшайн уже мысленно видел свою картину: сухие, резкие черты лица Эрвина, тонкие,

сильно сжатые губы, выдающие в нем волевого человека, суровый взгляд... И непременно

— крупные, смелые мазки, никаких мелких деталей, никакой «зализанности». Это будет

настоящий портрет героя нового времени.

Бме вздохнул и улыбнулся:

— Идем обедать. После обеда, возможно, я стану сговорчивее.

1 сентября 1916 года, Дюссельдорф