Все началось за полгода до моего побега. Поздно вечером я зашел к нему в кабинет без всякого предупреждения, секретарша из приемной уже ушла, дверь я открыл тихо, не постучался, и он не заметил меня, поскольку весь углубился в работу, сидел над стопкой документов и водил по ним пачкой «Мальборо». Вам, Алекс, не нужно объяснять, вы сами, наверное, не раз пользовались этой мини–камерой, закамуфлированной в пачку,— никаких подозрений, сидишь себе за столом, водишь ею по документам, покуриваешь и делаешь незаметно свое дело. Единственный недостаток заключается в том, что она берет лишь половину обычной страницы, поэтому приходится тратить много времени.
Он поднял голову и увидел меня — ни один мускул не дрогнул на его лице, хотя он сразу оценил всю обстановку. Все же перед ним стоял профессионал, который прекрасно понимал, что в своей собственной стране нет необходимости фотографировать документы таким способом, если не опасаешься, что тебя засекут. Документы в сфотографированном виде предназначались для иностранной разведки, в этом у меня уже не было сомнений. Тут же я трезво оценил свои функции связника в его операциях и понял, что он использует меня «втемную» в своих целях. Вы уже наверняка поняли, Алекс, что я человек доверчивый и довольно слабый, что бы вы сделали на моем месте? Явиться с повинной и все рассказать? О самиздате, о работе связником на иностранную разведку? Признание в шпионаже? Думаю, что меня тут же расстреляли бы. Его, конечно, тоже, но ведь от этого не легче. Что оставалось делать? Ничего. Я не подал виду, что заметил «Мальборо», и продолжал выполнять его поручения. И так работал бы на него и до сих пор, если бы он не попытался меня убрать. Это он пустил газ у меня на квартире…— И Юджин закашлялся от избытка эмоций.
Крыса! Я вышел на Крысу! Вышел неожиданно, искал в одном месте, а нашел в другом — вечный парадокс разведки. Но может, он врет? Играет ва–банк? Это же в его манере, думай, Алекс, думай! И все–таки ты чертовски удачлив, мой друг: казалось бы, все планы «Бемоли» и поимки хитроумной Крысы разлетелись в прах — все заслонил этот проклятый вывоз Юджина в Кале, перевернул все вверх ногами,— и вот тучи рассеялись, выглянуло солнышко, и обернулась «Бемоль» лебедем и грандиозным успехом, вот она, Крыса, сидит себе, улыбается, шевелит усами, водит «Мальборо» по документам… «Вдруг волшебник, плут отпетый, явился, в пестрый плащ одетый, на дивной дудке марш сыграл и прямо в Beзер крыс согнал!»
— Но где доказательства, Юджин? Как можно все это доказать?
— Во–первых, я помню все адреса и тайники, которыми пользовался. Во–вторых, мои показания тоже что–то значат. Наконец, вы представляете себе весь размах утечек в Монастыре? Провалы целых резидентур, появление липовых агентов, которые снабжали нас дезинформацией? Остается только все сопоставить…
Все я представлял, все я понимал, ведь не для забавы вызывали меня на большой ковер и везли прямо с аэродрома по утренней столице в высочайший кабинет, выходящий окнами на памятник неподкупному и железному Несостоявшемуся Ксендзу. Крыса, наконец–то Крыса! Но почему он ходит вокруг да около, как кот вокруг блюдца с горячим молоком, почему не называет имени?
— Договаривайте до конца, Юджин! Имя!
— Этого я не сделаю. Во–первых, вы мне не поверите, свяжетесь с Центром, и это дойдет до него. Но главное не это. Я хочу гарантий. Вы должны меня отпустить. Баш на баш: мне — свобода, а вам — этот предатель. Могу я встать?
— Только не валяйте дурака! — Я легко поиграл «береттой».
Он встал и захромал по спаленке, разминая ноги. Вряд ли он врал, ведь я и сам читал о человеке в шляпе «Генри Стэнли» в его личных бумагах. И поступил он верно: какой же идиот подставляет голову под топор? Конечно, расстреляли бы вместе с Крысой. Хотя…
— Я даю вам слово, что, если вы назовете имя, это вам зачтется. Клянусь честью! — сказал я твердо, даже торжественно, будто объявлял о начале собрания.
Он лишь хмыкнул:
— Бросьте, Алекс, не берите грех на душу! Я еще с ума не сошел, чтобы верить на слово. Да еще когда дело касается Мекленбурга, где все построено на бессовестности! Только баш на баш. Имя я вам сообщу, когда буду на свободе.
— Он часто приходил к вам на квартиру? С кем он был в последний раз? И как вы не заметили, что он открыл конфорки?
Не было у меня следственных навыков, сюда бы сейчас дядьку, который хвастался, что в молодости раскалывал любую контру, одного трудного субчика из антиусатой оппозиции допрашивал шесть ночей, сам извелся и его довел до ручки, но тот не дрогнул. И тогда дядька сделал ход ферзем: «Если не сознаетесь, то я вас выпущу!» — «То есть как?» — «Выпущу, и ваши арестованные друзья справедливо решат, что это вы их завалили!» И полился из голубчика водопад признаний, ничего не утаил, очень боялся презрения товарищей.
— Споил он меня, поэтому я и не заметил ничего…— бормотал Юджин.
— А с кем он был7 — не отставал я