«...И ад следовал за ним»

И Эрл клял себя на чем свет стоит за то, что купился на обещание старого негодяя. Он не желал признаваться самому себе, какое ужасное разочарование охватило его после того, как в десять вечера был погашен свет и в бараке воцарилась темнота, оглашаемая храпом, стонами и громкими сигналами бурлящих желудков. Эрл ждал во мраке, и чем дольше он ждал, тем сильнее разгоралась переполняющая его ярость. Эта ярость могла стать одним из лучших лекарств от отчаяния, которому он начинал поддаваться.

«Приятель, ты вляпался в отвратительную историю». Эрл гнал прочь подобные мысли, однако он понимал, что они никуда не денутся. Впервые в жизни Эрл был близок к тому, чтобы признать свое поражение.

Наконец после множества воспоминаний о местах, где он бывал, и о жизни, которой больше никогда не будет, Эрла оглушил сон. Сколько он проспал и снилось ли ему что-либо, Эрл сказать не мог, потому что следующее, что он почувствовал, был укус.

Проклятие!

Его разбудила какая-то маленькая тварь, насекомое или мышь, напав оттуда, где ничего не должно было быть, укусив в бок, прижатый к матрасу. Каким образом, черт побери...

Последовал новый неприятный щипок, но теперь Эрл достаточно пришел в себя и понял, что это не укус, а укол. Кто-то тыкал в него через матрас.

Свесившись с койки, Эрл увидел тонкий прут, просунутый между половицами. Именно этот прут и разбудил его. Внизу, под полом, кто-то был.

Бесшумно соскочив с койки, Эрл прижался губами к щели между половицами.

— Да?

— Ползи к третьему окну, считая от восточной стены. И больше ничего.

Застыв на мгновение, Эрл вслушался в храп, стоны, звуки кишечников. Затем без труда дополз до указанного окна, гадая, что будет ждать его там. И вдруг ощутил, как стена словно проваливается наружу: кто-то вынул одну доску. Эрл подождал, когда будет вынута вторая доска, после чего протиснулся в образовавшееся отверстие.

— Иди за мной, — прошептал Окунь.

Поднявшись с земли, он провел Эрла за барак, туда, где они оказались недоступны наблюдателю с ближайшей сторожевой вышки, возвышавшейся над «обезьяньим домом», и при этом оставались достаточно далеко от остальных вышек.

— Здесь нас никто не потревожит, — сказал старик. — Ближайший обход только через полчаса.

— Ты сказал, что можешь вытащить меня отсюда.

— Я этого не говорил. Я сказал, что знаю один способ. Быть может, у тебя хватит духу, чтобы им воспользоваться, быть может, не хватит. Я выводил пятерых. Четверо погибли. Один ушел. Для тебя это не слишком большой риск? Один из пятерых. Сделать это нелегко. Больше того, черт побери, это сложнее всего, с чем тебе приходилось сталкиваться, хотя, готов поспорить, на войне ты насмотрелся всякого. Но это испытание станет самым сложным. Ты хочешь, чтобы я продолжал? Или предпочитаешь, чтобы я исчез, а сам останешься ждать, когда Полумесяц распорет тебе брюхо или Великан оттащит тебя в «дом порок»?

— Почему? — спросил Эрл.

— Что «почему»?

— Почему ты хочешь мне помочь? Ты ведь меня ненавидишь. Я белый. Меня здесь все ненавидят.

— Это ты правильно говоришь. Меня отправили сюда белые, как и всех остальных, кто тут торчит. И мы действительно тебя ненавидим. От вас мы видели только кровь и боль. Ты даже не представляешь, как мы ненавидим всех вас. Вы привезли нас сюда в цепях, и мы по-прежнему остаемся в цепях. Вы трахаете наших женщин, превращая их в шлюх, а когда мы приходим в ярость, вы изображаете невинное удивление. По вашей милости мы бедные и слабые, вы выжимаете из нас все жизненные соки, притворяясь, будто делаете это ради нашего же блага, потому что мы слишком глупы и ничего другого не заслуживаем. Так что для нас остается только твердить: «Да, сэр! Нет, сэр! Да, сэр!», глупо улыбаясь и обнажая белые зубы. Вам очень нравятся наши белые зубы.

— Извини, что спросил.

— Я выбрал тебя по двум причинам. Во-первых, я слышал, что ты зажимал пальцами артерию Малышу, не давая ему умереть от потери крови. Он был сыном моей сестры. Так что я перед тобой в долгу.

— Ты мне ничего не должен. Я сделал бы то же самое ради любого другого человека.

— А я считаю, что в долгу перед тобой. Ну а во-вторых, как я уже говорил, для того, чтобы провернуть это дело, требуется недюжинная храбрость. Немногие могут этим похвастаться. Даже не у всех храбрых, сильных, крепких людей есть это. Тут нужен герой, твою мать. Настоящий герой, твою мать.

— Старик, боюсь, ты обратился не по адресу.

— О нет, я уверен, что не ошибся в тебе. Однако ты должен будешь обещать мне две вещи, и все.

— Какие?

— Скажу позже. Когда вытащу тебя отсюда.

— Я не могу обещать то, чего не знаю.

— Ты должен будешь дать мне слово. Все остальные сделали это, и теперь один из них живет припеваючи на воле.

— Объясни мне хотя бы, что ты затеваешь.

— Все очень просто. Тебе надо будет только отпереть вот это.