И аз воздам

Курт остался сидеть в трапезном зале, не глядя по сторонам и ни с кем не говоря, уставившись в пол под ногами; Нессель так же безмолвно замерла чуть поодаль, и по временам он ощущал на себе ее взгляд, однако ни сил, ни желания, ни, по большому счету, права обсуждать что-то сейчас и здесь – не было. Двое постояльцев почти сразу же ретировались в комнаты, и лишь хозяин трактира немым призраком маячил где-то за стойкой, напряженно переводя взгляд с курьера на майстера инквизитора.

Гроза отдалялась – от ударов грома уже не дрожали стены и не закладывало уши, однако ливень с прежней неослабной мощью бил в землю, и отсюда, из-за закрытой двери, было слышно, как тугие струи разбиваются о глубокие лужи. В одной из них, неподалеку от старой липы, сейчас должно уже тонуть в грязи тело бамбергского инквизитора Кристиана Хальса…

– Его надо забрать, – произнес Курт, поднявшись, и владелец «Ножки» вздрогнул от его неожиданно громкого голоса. – Гроза ушла, на улице безопасно.

– Майстер Гессе, – неуверенно возразил хозяин, отступив еще дальше за стойку, – ведь ему все равно уже… Быть может, дождаться, пока всё закончится? И унести тело сразу в Официум. К чему лезть под такой дождь, да в грязь, да сюда нести его – в грязи и с кровью…

– Ну и паскуда, – устало вздохнул Курт, и трактирщик запнулся, глядя на своего именитого постояльца оскорбленно и испуганно.

Мгновение он колебался, решая, не стоит ли выгнать трактирщика на улицу хорошим пинком, но лишь отвернулся, поплотнее запахнув вымокший фельдрок. Курьер молча встал, поднял сброшенный на плечи капюшон, затянул шнур, все так же без единого слова пройдя к двери, распахнул створку и, не оглядываясь, первым вышел под плотную завесу ливня.

* * *

Дождь не прекратился, но спал до легкой, едва заметной водяной взвеси спустя полчаса, гроза утихла совершенно, и лишь изредка где-то вдали перекатывались почти неслышные отзвуки. За телом Хальса явился Ульмер с парой стражей Официума. В произошедшее молодой инквизитор верить отказывался и не менее пяти минут, морщась от попадавших в глаза капель, увивался подле изувеченной липы, пытаясь разыскать на древесине следы пороха или хоть просто гари, а после – вцепился в майстера инквизитора Гессе с требованием припомнить весь свой весьма богатый опыт и рассказать, какой силы малефик может призвать непогоду и управлять молнией и как такого раскрыть. Суета стихла нескоро, тело увезли, грязь и кровь смысли с пола и скамьи, на которую покойного уложили, принеся с улицы, и в трактире воцарилась тишина – нерушимая, глубокая, неживая.

Ответ для Бруно Курт составлял долго – не столько по причине объемности текста или сложностей с шифрованием, сколько из-за частых перерывов в процессе и попыток решить, что стоит, а о чем не следует упоминать или рассказывать подробно. Готовое послание он передал курьеру спустя еще час, тот все так же молча кивнул, спрятав письмо, и Курт, глядя на закрывшуюся за спиной сослужителя дверь, лишь теперь вспомнил, что снова так и не спросил его имени…

Нессель все эти долгие часы пребывала рядом в молчании, ни о чем не пытаясь спрашивать и ничего не говоря, и, возвратившись в комнату, тихо примостилась на табурет у стола, опершись о столешницу и обессиленно уронив на руки голову; ведьму все произошедшее, казалось, вымотало еще более, чем его самого. Курт так же молча запер дверь на засов, вынул из дорожной сумки сухую одежду и с облегчением сбросил на пол промокший фельдрок.

– Ты думаешь, он прав? – заговорила, наконец, Нессель, когда он, надев свежую рубашку, замер в задумчивости, глядя на старую тренировочную куртку в своих руках; отчего-то он никак не мог вспомнить, как появился вот этот порез на правом рукаве, и эта совершеннейшая мелочь засела в мозгу, пробуждая асолютно неразумное раздражение…

– Кто? – нехотя переспросил Курт, и ведьма вяло махнула рукой за окно:

– Петер Ульмер. Это может быть малефиция, убийство? Этот инквизитор что-то знал и его убили?

– Хальс что-то знал, – согласился он, надев куртку, и ногой отпихнул в сторону ворох мокрой одежды – спускаться сейчас вниз, дабы отдать ее для сушки, или распяливать перед очагом самому не хотелось ничуть. – Но это не убийство. Это случайность… Снова.

– Ты в это не веришь, – уверенно возразила Нессель. – Ты не думаешь, что это случайность.

Курт помедлил, бросив взгляд в окно, на покалеченную молнией липу, и обессиленно опустился на табурет напротив ведьмы. Над переносицей мелко и противно ныло, голова казалась тяжелой и гулкой, точно котел, и под этим котлом словно кто-то заботливо и неотступно раздувал огонь…

– Я не знаю, – отозвался он устало. – Слишком вовремя. Слишком часты случайности в этом деле, словно сама судьба против меня…

– Что? – нахмурилась Нессель, когда он запнулся, и Курт мрачно поинтересовался: