И аз воздам

К вечеру мы встали на небольшой горушке, а тропинка впереди опускалась все ниже и ниже, деревья по обеим сторонам постепенно переходили в заросли кустарника и более чахлые стволы. Лошадь, с которой вилт снял упряжь, щипала рядом траву, изредка поднимая голову и помахивая хвостом, вилт сидел на плаще по-турецки, закрыв глаза и не шевелясь. Становилось сыро и холодно, поднималась влажность, продирающая до костей и я никак не могла согреться, сидя на кучке свежесорванных веток. Обнимай себя за плечи, за колени - это бесполезно, если нет рядом огня. Волосы тоже были влажными и висели грязными прядями, которые я отбрасывала назад. Не имея по жизни таких жестких и длинных волос, как у Дайлерии, в замке я не могла отказать себе в удовольствии покрутиться перед зеркалом, перекидывая роскошную белую гриву во все стороны, но здесь, в лесу, она меня уже не волновала и я только выбирала из нее мусор да проверяла на предмет больших колтунов. Опять холодной змеей начал заползать вовнутрь страх, но он не был страхом физического уничтожения. Когда-то в детстве мы очень боялись кладбища, даже днем проходить мимо него было очень страшно и это был страх чего-то потустороннего, что невозможно описать нормальными словами. Мы не боялись людей, мы боялись тех фантазий, которые всегда сопровождают такие места...а рядом со мной сидела вот такая ожившая страшная фантазия, от которой можно было ожидать чего угодно и впереди маячила полная неизвестность.

То, что обмена телами не состоится, я поняла окончательно и бесповоротно именно тут, сидя под кустом и трясясь от пронизывающего холода. Поняла и...молча начала свыкаться с этой непреложной истиной. Что толку, что я буду выть, орать и кататься в истерике по сырой земле? Вилту мои стенания по фигу, он уже второй день ничего не говорит, только прет себе, как танк, даже не ест ничего. А как у них процесс пищеварения протекает, может быть, как у змей - съел кого-то и месяц переваривает? А я иду следом, чтобы пища всегда под рукой была? Остается только попросить, чтобы побыстрее закончил, когда... Нет, сидеть и прокручивать мысли о собственной смерти невыносимо, да и замерзла я страшно, трясет так, что ничего не могу поделать. Вообще-то он теплокровный...

Я искоса посмотрела на вилта, который уже лег на плащ ко мне спиной и засопел. А что я теряю? Деваться от него я никуда не могу, ошейник не дает, если он захочет, то дотянуться до меня дело трех секунд, а так хоть трястись, может, перестану. То, что от него несет мокрой псиной, так и от меня не духами пахнет, а как бы я не прятала закоченевшие руки подмышки, там они не согревались ни капельки. Стуча зубами от холода и страха, я подошла сзади к темной массе и прислушалась. Сопит, а спит или нет, непонятно, но звериное чутье наверняка уже сработало, это я ничего не замечаю, а он наполовину зверь...одна надежда, что сразу не порвет на части... Осторожно присела рядом, прилегла на кусочек толстого плаща и прижалась спиной к нему, ощутив через влажную ткань тонкой рубашки горячее благодатное тепло. Пристроила голову на локоть и уснула, чувствуя себя как будто под его защитой.

Утро началось не с жжения на шее, а с толчка в спину и, пока я поднималась, плащ уже был скатан и убран на спину лошади. Протирая глаза, я поспешила за удаляющейся спиной в предутренний туман.

Тропинка становилась все ниже, очень скоро под сапогами зачавкала сырая земля, постепенно переходящая в хлюпающую кашу из гниющей травы и черной жижи, в которую по щиколотку погружался сапог. Вилт шел впереди босиком, на его мощных покатых плечах рубашка уже намокла от тумана и потемнела от влаги. Лошадь то и дело упиралась, но он похлопывал ее по шее когтистой лапой и она сдавалась, переступая копытами почти вслед за ним. Отставать от них было страшно и я уцепилась за ремень седла, чтобы идти рядом. Тропинка провалилась окончательно и мы уже брели в темной стоячей воде почти по колено. Похоже, что раньше тут была гать, по сгнившим остаткам которой можно было пройти, если, конечно, знаешь, куда идешь. Сгнившие стволы деревьев торчали тут и там, между ними виднелись островки высокой зеленой травы и веселенькие кочки. Справа медленно поднялся и булькнул пузырь болотного газа, распространяя вокруг удушливый запах. Было тихо и жутко, даже птичьего щебетания не проникало в это царство гнилья и тины.