И аз воздам

Нессель молча кивнула, и он вздохнул, упершись локтями в колени и опустив голову на руки. Нельзя сказать, что услышанное оказалось неожиданностью или хотя бы — что чем-то существенно помогло делу; колдовством или простой сталью (а то и веревкой) убитый собрат по служению по-прежнему оставался ненайденным, следов по-прежнему было никаких, и в ту призрачную схему, что начала более-менее выстраиваться в мозгу, эта новость не привносила существенных деталей. Разве что давала понять: неведомый противник подходит к своим делам скрупулезно и в своем роде ответственно.

— Извини, что понапрасну тебя обременил, — произнес Курт уныло. — Не предполагал, что это настолько тебя измотает, да еще и окажется бессмысленным.

— Не совсем, — неуверенно возразила Нессель и, с усилием приподнявшись, уселась, завернувшись в одеяла. — Не так уж я и измотана; и к тому же — я кое-что увидела. Правда, не знаю, имеет ли это какое-то касательство к твоему делу.

— Рассказывай, — ободрил Курт, распрямившись. — Порой совершенно неожиданные вещи могут оказаться взаимосвязанными. Что ты видела? Только помни о том, что говоришь с невеждой, который наверняка не поймет большей части сказанного без толкований вроде этого клубка с обрубленной ниткой.

— Я сама плохо понимаю, — нехотя призналась Нессель, поежившись, и отчего-то было ясно, что сейчас озноб после ледяной воды здесь ни при чем. — Будем разбираться вместе… Помнишь, ты спрашивал меня о Всаднике?

— Ты сказала, что «он живой». И что подле него ощущала себя, точно в присутствии святого. То, что ты увидела, связано с ним?

— Да. С ним и… с городом. Этот Всадник — он действительно живой, он дышит. И… защищает.

— Этот город?

— Наверное. Я не знаю. Просто чувствовала: он существует, чтобы защищать. Он как страж. Как зверь возле детенышей, который лежит спокойно и даже кажется, что он спит, но это пока не тронешь детенышей. Смотришь на него и знаешь, что трогать нельзя, потому что тогда он подхватится и нападет, и тому, кто тронул — не поздоровится.

— В целом соответствует легенде, — заметил Курт, нахмурясь. — И выходит, что это не просто легенда… Это ощущение — тебе есть с чем его сравнить? С какой-нибудь статуей, виденной тобой в церквях за время твоего путешествия, с какой-то реликвией, с… человеком, в конце концов?

— Нет, — мотнула головой ведьма. — Ничего подобного мне прежде не доводилось видеть и чувствовать. Просто кажется, что это каменное изваяние — не каменное, понимаешь?

— Откровенно сказать, не очень, — честно признался Курт и приглашающе кивнул: — Но давай дальше; быть может, если не пойму, то хотя бы догадаюсь, о чем речь.

— К нему ведет множество нитей, — медленно подбирая слова, продолжила Нессель. — От разных людей, от сотен, даже тысяч, наверное; эти нити — их желания и помыслы. Они все тянутся к нему и очень крепко на нем завязаны.

— Всадник — местная святыня, — произнес Курт задумчиво. — Полагаю, бамбержцы обращаются к нему с молитвами или мысленными просьбами, когда что-то происходит или в чем-то имеется нужда; зная людскую натуру, предположу, что даже торгаши, обсчитывая покупателя, вполне могут возносить ему молитвы о том, чтобы оболваненный не заметил обмана, а неверные мужья — чтобы их жены ни о чем не прознали. И это не говоря уже о нешуточных неприятностях и невзгодах — вроде болезни себя самих или родичей, близящейся смерти или бедности, а то и попросту осознания собственной греховности с просьбами о предстоянии и заступничестве. Могут быть эти самые нити чем-то подобным?

— Могут, — согласилась Нессель и, помедлив, уточнила: — Думаю, ими и являются. Но это еще не все. Кроме вот таких обычных следов, есть другие нити, что связывают людей этого города и Всадника.

— Что значит «другие»?

— Значит — другие. Они… Они совсем иначе выглядят. Ощущаются иначе.

— Они темные?

— А говорил — ничего не понимаешь, — с невеселой усмешкой заметила Нессель; Курт передернул плечами:

— Опыт. Истоков и подоплек некоторых явлений я могу не понимать, но знаю, что они есть… Так они темные?

— Нет, — вздохнула ведьма, ненадолго умолкла, подбирая слова, и неуверенно выговорила: — Не совсем. Они… странные; и там явно что-то не в порядке. Они не заканчиваются на Всаднике. Вообрази, что от множества клубков тянутся нити — как от этой книги к твоему сослужителю — и ведут к той статуе; похоже, ты прав, и это людские молитвы, упования на него как на заступника перед Богом. Но на Всаднике эти нити не исчезают, не растворяются в нем, а как бы уходят от него дальше.

— Куда?

— Сами в себя.

Несколько мгновений он сидел молча, глядя на ведьму с ожиданием, и, поняв, что пояснений не будет, осторожно предположил:

— Это не может быть оттого, что молящиеся не верят? Взывают к нему по привычке, тянутся душой, но не верят в то, что его помощь и вправду возможна, и потому их чаяния возвращаются к ним?

— Быть может, и не верят, — неуверенно отозвалась Нессель, — но нити не возвращаются к людям. Они образуют купол над городом и питают его.