И аз воздам (СИ)

— Ты о чем-то молчишь, — пояснила Нессель с готовностью. — Не говоришь правды и о том, что в Ульме было, и про этого «жениха», и про нее саму, и про то, что между вами есть… Виляешь, как заяц. Но как я уже сказала, обижаться не стану: я понимаю, что на всю Германию прославленный инквизитор наверняка замешан в таких темных делишках, про которые всяким сторонним ведьмам знать не положено. Я и не уверена, что хочу… А про женщину спросила, потому что было и впрямь подумала, что у тебя — и что-то с кем-то может оказаться всерьез, и меня это удивило.

— Всерьез у меня оказаться не может ни с кем, — отозвался Курт сумрачно. — Сколько у меня врагов и каких — ты уже, думаю, поняла, а ведь я тебе и половины не раскрыл; при такой жизни лучше не иметь близких людей, через которых меня можно достать. Пока я один, я подставляю только себя, стоит допустить к себе хоть кого-то — и он окажется в опасности, быть может, еще большей, чем я сам. И меня поставит перед выбором, который я делать не желаю; пару раз приходилось, и мне это не понравилось… Я не стану отрицать, что до конца откровенен с тобою не был; не столько потому, что не верю тебе, сколько ради твоей же собственной безопасности. Поверь, кое-чего лучше не знать… Как ты поняла это? — спросил он, не дав Нессель ответить. — Ты можешь увидеть, когда человек лжет?

— Нет, — вздохнула она и, помолчав, невесело улыбнулась: — Вот Альта — она такое немного умеет. К сожалению, не всегда — ведь того человека она не раскусила… Быть может, с опытом еще научится. А я — всего лишь понимаю, когда меня обманываешь ты; я не вижу тебя, но… чувствую и понимаю движения твоей души. С другими такого нет, посему, если ты надеялся, что я смогу помочь тебе в твоем расследовании, обнаруживая для тебя лжецов, забудь: не смогу.

— Жаль, — вздохнул Курт, вдруг осознав, что испытывает непреодолимое желание отодвинуться от своей временной подопечной подальше, а лучше и вовсе уйти из этой комнаты прочь…

— Как думаешь, мы сможем жить в мире? — вдруг тихо и серьезно спросила Нессель, и он удивленно воззрился на собеседницу, на миг позабыв о своем смятении.

— Мы — кто? — уточнил Курт осторожно; ведьма пожала плечами, вяло обведя рукой комнату и неопределенно кивнув в сторону окна:

— Мы все. Люди, как ты, и… такие, как я, как Альта. Однажды мы сможем спокойно жить вместе, или вы просто со временем истребите нас, чтобы жилось спокойно и не было опасности за спиною?

— Что за вздор? — возразил Курт. — Я бы понял, если б такой вопрос задала твоя мать или ты сама в тот день, когда мы с тобою встретились впервые, и ты еще не знала, как все на самом деле, но…

— А я все еще не знаю, как все на самом деле. И на самом ли деле. Вот посмотри на себя: ты сейчас хочешь схорониться от меня под стол или вытолкать меня из комнаты, и я вижу, как ты все больше и больше уходишь в эту свою колючую скорлупу… И этот багрянец снова над тобою. Тебя раздражает и пугает, что я… такая.

— Готтер, — с расстановкой произнес он, стараясь говорить как можно мягче, но все равно слыша, как в голос просачивается неприятная и неуместная жесткость. — Поверь мне. Любой мужчина захочет спрятаться под стол от женщины, которая «видит движения его души». Ну, или вытолкать ее из комнаты… А мне, — добавил Курт, улыбнувшись в ответ на неровную, унылую усмешку ведьмы, — так и вовсе по чину не полагается быть для кого-то читаемым, подобно книге; и то, что хоть кто-то умудряется вот так видеть меня — говорит о моей несостоятельности как следователя, что меня отнюдь не радует.

— Другие не увидят, — повторила Нессель. — С ними ты не… И все же, — оборвав саму себя на полуслове, продолжила она, — покоя между нами нет. Такие, как я, работают с вами или на вас, вы пользуетесь их услугами и позволяете жить между людьми, вы уже не преследуете всех подряд лишь за одно только отличие от простого человека, да… Но все равно всё не так, все равно мы словно два разных существа, и как человека меня не принимают.

— Не ты ли рассказывала, что в вашей деревне…

— В нашей деревне, — перебила Нессель, — ко мне относятся, как к убогой. Сперва — боялись, а когда поняли, что употреблять свой дар во вред я не желаю — стали меня принимать так, будто я какая-то скорбная рассудком или увечная… То есть, ты понимаешь, что я сказать хочу? Я не думаю, что это — из-за того, что я сирота или одинокая, я просто уверена, это потому что я — такая. Не бывает так, чтобы относились ровно, точно так же, как к соседу своему, как к любому из людей; нас либо боятся (или хоть опасаются, вот как ты), либо снисходят. Но боятся — чаще.