И аз воздам

Идя неспешным шагом вдоль главной улицы, я с удивлением увидела небольшую толпу около входа в один из дворов, жужжащую и гомонящую, как и все подобные сборища на свете. Мужчины и женщины, старики и дети, одетые в харузскую одежду и длинные платья — все они тихо гудели около ворот, как будто кого-то ждали. Непонятно, свадьба тут, что ли, или похороны намечаются? Кого ждут-то? Из дома раздался истошный визг, такое впечатление, что там кого-то били, уж слишком сильно и на высокой ноте визжали где-то в глубине. Визг то замолкал, тогда изнутри слышались глухие звуки, как будто стучали в стену чем-то тяжелым, что-то сыпалось и билось, потом начались вопли, которые упрямо приближались к нам, становясь все более разнообразными и выразительными. Теперь я уже хорошо слышала забористую ругань, даже отдельные слова из нее, опять глухие удары… да что же там такое творится, вора, что ли, поймали?

— А-а-а, не пойду, не хочу! — высокий женский голос опять завизжал, перемежая слова ругательствами, в которых поминались все родственники, животные и то, что с ними происходит, обещание выдрать всем глаза, намотать кишки, убить, прирезать, заплевать… перечисление казней египетских дошло до крайности, когда из открытых ворот показались двое мужчин с бритыми головами, тащивших из двора молодую женщину с растрепавшимися светлыми волосами. Женщина билась так, что они едва удерживали ее за руки, пыталась упасть на землю, плевала в лицо своим тюремщикам, но они упорно волокли ее из ворот, несмотря на все яростное сопротивление. Увидев собравшихся на улице, она остолбенела на секунду, но потом завыла, как зверь, делая отчаянные попытки освободиться.

— Арик, сыночек мой, Арик! А-а-арик!

Женщину потащили по улице дальше, а из двора следом за ней вышел мужчина, к боку которого прижимался мальчик лет шести и в возникшей тишине было слышно, как плачет ребенок, спрятав голову у мужчины на животе. Мужчина закрыл ворота изнутри и все стоявшие двинулись следом за бритоголовыми, не произнося ни единого слова. Визг и крики женщины уже затихали, когда я вместе с толпой дошла до центральной площади, на которой стояло белое каменное здание уже знакомого мне храма Айди. Изнутри с гулким эхом слышались вопли и проклятья на головы всех, кто только находился рядом и четкость слов вновь потерялась, осталось лишь ощущение чего-то страшного, чему невозможно сопротивляться и что в этот самый момент превращает неизвестную мне женщину во что-то не имеющее права на существование. Последний вопль по силе превзошел все предыдущие, смолкнув на самой высокой ноте и снова воцарилась тишина. Люди у храма тихо забормотали про себя… слова молитвы? Радовались, что их миновала чаша сия? Что там сделали с той несчастной, убили прямо на сером камне? Ее крик изнутри до сих пор стоял у меня в ушах, заставляя содрогаться от страха. Здесь такое глухое место, хоть убивай людей каждый день, никуда не убежишь, если тебя наметят в очередную жертву!

Словно в подтверждение бьющимся в голове мыслям в дверном проеме показался бритый высушенный темнолицый человек в белом одеянии, которое было заляпано кровью ниже талии.

— Идите домой, люди. Все закончено, да воздастся милость Айди этому месту и всем, живущим здесь по ее законам. Сообщите ее мужу, он может придти в храм.

Темнолицый исчез в храме, назад по дороге побежал мальчишка с известием, жители деревни тихо заговорили между собой, обсуждая происшедшее и поглядывая на меня. Расстояние между нами постепенно увеличивалось и я очутилась почти в центре пустого пространства. Это что, я следующая, что ли? Только вот хотела спросить, что здесь происходит, а кто ответит-то? И мальчишку послали к мужу той, светловолосой, уж не тело ли забрать он должен? Где эти чертовы Дрен с Тудором… господи, что они на меня так уставились… пошла-ка я отсюда подобру-поздорову, хоть пешком но до Скаггарда доберусь… надеюсь, живая!

Припустила я по дороге так, что только пятки засверкали, ну его к чертовой матери это мыло, если здесь такие вещи творятся, ни за что больше в Алтек не пойду!