Орвилл уже ушел, а я все сидела в столовой, не в силах свыкнуться с тем, что услышала утром. Выгнанная Мирина пойдет прямым ходом к родителям, докладывая о происшедшем и что будет потом, не хотелось даже и думать. Больше я в такую ловушку не попадусь, если и буду ходить по улицам, то только днем и в людных местах. Придут и устроят грандиозный скандал? Возможно, но сам Орвилл настроен весьма решительно и вряд ли его можно будет прошибить родительскими воплями. Вот если он не уничтожит мою бирку, тогда его можно будет за это зацепить… точнее, меня… значит, надо терпеливо ждать разрешения этого вопроса, не давя лишний раз на психику. Господи, а ведь когда-то была у меня уже похожая ситуация с Лешиком, даже «тетка» приезжала и я точно так же ждала, когда… нет, нельзя ни в коем случае проводить параллели, пусть даже это лишь результат моего воображения! Даже думать об этом вам запрещаю, Валерия Павловна! Хорошо, что я не стала тыкать его носом в старое и по-женски ныть, что мне до сих пор не верится в происшедшее и я уже в Делькоре — Крайден наверняка оскорбился бы, как когда-то оскорбился Герлет подобным недоверием… как, интересно, они там с Фионой? Может, мы сможем навестить их и поздравить? А еще я обещала подарок для Айны, про это тоже нельзя забывать! Пошлю ей красивую ткань на платье, денежки-то мои сохранились наверняка! Ну, и Зару с Утой могу навестить, вот обрадуются…
— Белия, — я подорвалась с места, прикидывая, сколько надо успеть сделать до предполагаемого отъезда, — давай, показывай, где в этом доме швабры-тряпки-ведра, сейчас я займусь уборкой, а потом мы обсудим, что и как надо здесь делать! Раз уж Мирину выгнали, то я возьму на себя кое-какие ее обязанности… ты чего встала, как вкопанная? Пошли, пока я не передумала!
Когда на душе легко, то и работа ладится, какая бы она не была нудная и неприятная! Поделив с Белией и Дитой уборку дома, я оставила за собой второй этаж, помощь Белии по кухне и пыталась выторговать хождение на рынок, но кухарка чуть ли не обиделась на меня за такое ущемление ее прав.
— Ну уж нет, вот помяните мое слово, госпожа Валерия, ничего хорошего из этого не выйдет, — твердо заявила она, стоя со здоровенной корзиной посреди кухни, — может, вы в чем другом и разбираетесь, но в мясе и овощах я лучше понимаю, чем вы! А как вы торговаться будете, вот скажите мне на милость, разве ж получится у вас такое, чтоб сбросить хоть пару медяков? Это вы в чем другом может и разбираетесь, а торговаться еще уметь надо и, не в обиду вам будь сказано, на лице у вас написано, что делать вы это не умеете нисколечко.
— Белия, я же помочь тебе хочу, — оправдывалась я, задетая за живое, — ну давай я хоть рядом с тобой пойду, чтобы корзину понести. Она же тяжелая будет, а мы вдвоем…
— Ни-ни, — замахала на меня руками кухарка, — да как мы будем с вами смотреться, сами подумайте, я буду с пустыми руками, а вы с тяжеленной корзиной? Нет и еще раз нет, ваше дело сказать, что надо готовить да какие приправы искать, а остальное я сама принесу, мне не впервой на рынок ходить, кто ж выбирать будет, как не я?
— Но я все равно пойду с тобой, мне там гостинцы надо прикупить для моих знакомых да ткань для подарка. Поможешь мне поторговаться?
Последним заявлением я окончательно расположила Белию к себе и она заверила, что постарается оправдать мое доверие по максимуму. Торговаться я и впрямь не умела и здесь даже вздохнула с облегчением, рассчитывая со временем подучиться этому хитрому ремеслу. Кто знает, что еще будет в Бернире, может нам придется там жить вообще без прислуги?
Старушки встретили меня сперва слезами радости, потом — гневной отповедью, перешедшей в советы и напоминания. Сперва я даже боялась, что Уте станет плохо с сердцем, а Зара вся изойдет на слезы. Как я все-таки по ним соскучилась…
— Рия, — первое волнение улеглось и тетушка Ута смогла, наконец, придти в себя и говорить, не опасаясь последствий, — я до сих пор не могу поверить, что вижу тебя живой и невредимой! Зара, ну что ты молчишь, как будто хочешь начать ругаться? Ты же сама говорила сколько раз, что с ней все хорошо и твое сердце тебе подсказывает, что Рия жива-здорова, только вот находится где-то далеко!
— А что я должна была еще тебе говорить, — ворчливо отзывалась подруга, — если ты с самого утра начинала лить слезы, что эта безобразница пропала и от нее ни слуху ни духу? Конечно, утешала тебя, как могла, а сама то и дело ходила в храм Айди, чтобы та помогла этой дурочке! И помогла ведь, раз мы опять видим ее у нас целой и невредимой… ну-ка признавайся живо, где ты пропадала столько времени? Мы все глаза проплакали, а ей хоть бы хны, вон как сияет, краше прежнего стала! Нет, я не могу такое терпеть, нет моих старых сил больше на такое безобразие, Ута, дай-ка мне хворостину, чтобы я отходила ее от всей души!