Анри взял в руки послание и повертел, рассматривая. На лицевой стороне красивым почерком было выведено: «Б
«Надо же, – подивился, – раньше граф мне писем не писал. Интересно, зачем весь этот официоз?» – но послание не открыл.
Анри кинул быстрый взгляд на безмятежное лицо вновь усевшегося друга, перевёл его на руку офицера, застёгивавшего пуговицу, и спросил:
– Полагаю, ваша милость собирается ждать мой ответ?
– Я уполномочен сопроводить вас, сеньор.
Фернандо, до этого молча наблюдавший за происходящим, многозначительно хмыкнул и сложил руки на груди.
– Ну что ж, в таком случае прошу вашу милость обождать меня в шлюпке, – Анри дождался, когда за офицером закрылась дверь, сел и сломал сургучную печать с гербом Белисе.
Завершала сиё послание размашистая подпись и восковая печать графа Альменара.
Закончив читать, Анри взглянул на Фернандо. Лицо великана вспотело от напряжения.
Не желая мучать друга, сгоравшего от любопытства, он передал ему письмо.
Дочитав, бригадьер лишь пожал плечами и молча вернул послание. Анри спрятал его в стол и придвинул к себе бумаги пиратов.
– Похоже, чем мы будем заниматься в ближайшее время, уже решили за нас.
– Пожалуй, ты прав, – пророкотал Фернандо и, ударив себя ладонями по коленям, поднялся. – Пойду ещё с Энрике побеседую. Увидимся вечером, – и, махнув рукой на прощанье, вышел из каюты.
Анри взял со стола один из документов, с помощью серебряной спицы свернул его в узкую трубочку и обмотал тонкой лентой. Сделав то же самое со вторым, позвонил в колокольчик и, засунув себе за манжету рукава камзола обе бумажные трубочки, направился к кровати. Над ней висело его оружие – боевая шпага, две абордажные сабли, итальянская скьявона и толедская ропера53
с изящной позолоченной гардой.Явившейся Рафаэль принёс перевязь, плащ, шляпу и помог одеться. Анри прицепил к перевязи роперу и, выходя из каюты, непроизвольно задержался перед небольшим венецианским зеркалом. Он словно впервые увидел его тёмную деревянную раму, богато украшенную лазуритом и золотой инкрустацией, окаймлённой филигранной цветочной гирляндой. В крупные бутоны гирлянды были искусно вставлены шпинели, размером и цветом подобные спелой вишне.
Позолоченная латунь обрамляла сверкающую серебристую гладь, в глубине которой отразилось его гладко выбритое лицо – миловидное и в то же время мужественное, обрамлённое тёмно-русыми волнами волос. Отложной белый воротничок оттенял загар, наложенный жарким карибским солнцем, а из-под широких полей шляпы пронзительно смотрели серые глаза, излучавшие спокойствие и затаённую грусть.
Как будто стараясь стереть скрытую во взгляде печаль, Анри провёл по лицу ладонью и вышел из каюты.