И будет вечен вольный труд

Не бродить, не мять в кустах багряных
Лебеды и не искать следа.
Со снопом волос твоих овсяных
Отоснилась ты мне навсегда.

С алым соком ягоды на коже,

Нежная, красивая, была
На закат ты розовый похожа
И, как снег, лучиста и светла.

Зерна глаз твоих осыпались, завяли,

Имя тонкое растаяло, как звук,
Но остался в складках смятой шали
Запах меда от невинных рук.

В тихий час, когда заря на крыше,

Как котенок, моет лапкой рот,
Говор кроткий о тебе я слышу
Водяных поющих с ветром сот.

Пусть порой мне шепчет синий вечер,

Что была ты песня и мечта,
Всё ж, кто выдумал твой гибкий стан и плечи,
К светлой тайне приложил уста.

Не бродить, не мять в кустах багряных

Лебеды и не искать следа.
Со снопом волос твоих овсяных
Отоснилась ты мне навсегда.

<1916>

«Гляну в поле, гляну в небо…»

Гляну в поле, гляну в небо —
И в полях и в небе рай.
Снова тонет в копнах хлеба
Незапаханный мой край.

Снова в рощах непасеных

Неизбывные стада,
И струится с гор зеленых
Златоструйная вода.

О, я верю — знать, за муки

Над пропащим мужиком
Кто-то ласковые руки
Проливает молоком.

1917

«О Русь, взмахни крылами…»

О Русь, взмахни крылами,
Поставь иную крепь!
С иными именами
Встает иная степь.

По голубой долине,

Меж телок и коров,
Идет в златой ряднине
Твой Алексей Кольцов.

В руках — краюха хлеба,

Уста — вишневый сок.
И вызвездило небо
Пастушеский рожок.

За ним, с снегов и ветра,

Из монастырских врат,
Идет, одетый светом,
Его середний брат.

От Вытегры до Шуи

Он избродил весь край
И выбрал кличку — Клюев,
Смиренный Миколай.

Монашьи мудр и ласков,

Он весь в резьбе молвы,
И тихо сходит пасха
С бескудрой головы.

А там, за взгорьем смолым,

Иду, тропу тая,
Кудрявый и веселый,
Такой разбойный я.

Долга, крута дорога,

Несчетны склоны гор;
Но даже с тайной бога
Веду я тайно спор.

Сшибаю камнем месяц

И на немую дрожь
Бросаю, в небо свесясь,
Из голенища нож.

За мной незримым роем

Идет кольцо других,
И далеко по селам
Звенит их бойкий стих.

Из трав мы вяжем книги,

Слова трясем с двух пол
И сродник наш, Чапыгин,
Певуч, как снег и дол.

Сокройся, сгинь ты, племя

Смердящих снов и дум!
На каменное темя
Несем мы звездный шум.

Довольно гнить и ноять,

И славить взлетом гнусь —
Уж смыла, стерла деготь
Воспрянувшая Русь.

Уж повела крылами

Ее немая крепь!
С иными именами
Встает иная степь¹.

<1917>

Кантата

Спите, любимые братья.
Снова родная земля
Неколебимые рати
Движет под стены Кремля.

Новые в мире зачатья,

Зарево красных зарниц…
Спите, любимые братья,
В свете нетленных гробниц.

Солнце златою печатью

Стражем стоит у ворот…
Спите, любимые братья,
Мимо вас движется ратью
К зорям вселенским народ.

1918

Словарь

Алчба — жадность.