И будет вечен вольный труд

Прозвучала в этих не очень-то ловко составленных строках та внезапная безыскусность, которая и является знаком подлинной поэзии. Прием параллелизма, искренность чувства, простота выражения, заимствованные из народной поэзии, оживили эти стихи Алексея Мерзлякова, сделали их подлинно народной песней — одной из первых песен, которая, будучи создана поэтом-профессионалом, вернулась к народу и осталась в живом бытовании.

Возьмите же все золото,
Все почести назад;
Мне родину, мне милую,
Мне милой дайте взгляд!

В последних двух строках образ милой родины нераздельно сливается с образом милой женщины, возлюбленной. Отметим, что «милая родина» для поэта — это так называемая «малая родина» в нашем сегодняшнем понимании, так же как несколько позже для героя стихотворения К. Батюшкова «чужбиной» оказывается отдаленный край своей земли.

Но вот рядом с этой «милой родиной», на которой только и возможно простое счастье человека, создается тем же поэтом другой образ, который как бы венчает всю громогласную поэзию XVIII столетия и остается, пожалуй, непревзойденным памятником величия страны, народа и прежде всего государства, самого сильного в тогдашнем мире.

Се, мощный росс, одеян славой,
В броню стальную и шелом,
Опершись на Кавказ стоглавный,
Стоит, в руках имея гром!
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
Он внемлет радостные клики
Усердных отчества детей;
Он видит восхищенны лики,
Поющи радость мирных дней.

Геройска, тверда грудь мягчится,
Слеза из глаз его катится,
В восторге он перун трясет:
«Кто мир нарушить их дерзнет?..»

(1797)

Росс этот списан с Фидиева Зевса, его перуны гремят эхом античного грома. Нужны были еще заемные слова, чужие формы, чтобы рассказать о своем, о главном, о любви к отечеству.

Цвети, отечество святое,
Сынам любезное, драгое!
Мы все боготворим тебя
И в жертву принести себя
Для пользы твоея готовы.
Ах! смерть ничто, когда оковы
И стыд грозят твоим сынам!..

Эти стихи, которые мы с полным правом можем называть патриотической лирикой, увидели свет в составе своеобразной социально-нравственной утопии Карамзина «Афинская жизнь» (1793), открывающей перед читателем картины добродетельной и счастливой жизни древних эллинов. Выходит, что для того, чтобы научить своих, русских читателей любить свое, русское отечество, поэту надо было показать, как любили свою родину обитатели древних Афин… Вот точная иллюстрация к словам Маркса о том, что историческое явление часто появляется под маской предшествующей эпохи!

Наследие классицизма, сентиментализм, ростки романтизма — все эти ссорившиеся между собой литературные направления русской поэзии оказались в одном стане, когда страна предстала лицом к лицу с наполеоновской агрессией. Война с французской империей прошла сквозь судьбы многих русских поэтов: был тяжело ранен Батюшков, разнеслась партизанская слава Дениса Давыдова, в военном лагере оказался Жуковский, организовал печатную агитацию против Наполеона писатель и адмирал Шишков, покрыл себя воинской славой на Бородинском поле Вяземский, пытался записаться в ополчение, несмотря на преклонные лета, Карамзин. Отклики на нашествие «двунадесяти языков», страстные призывы встать на защиту отечества создали в эти годы совсем юные Пушкин, Дельвиг, Баратынский, престарелые Державин, Дмитриев, Капнист.

Колоссальны бедствия войны. Человек, кажется, должен в этот период ощутить себя пылинкой в урагане событий (тем более что в творчестве современных поэтов были такие мотивы), но нет, он противопоставляет разум, волю, нравственное чувство вихрю обстоятельств, взяв на свои плечи тяжесть решения о прошлом, настоящем и будущем родины. В этот период в поэзии впервые моральный долг перед собой связывается с долгом перед родиной. Эта тема станет одной из стержневых в патриотической лирике последующих лет. Стремление постигнуть все окружающее (даже самые страшные, самые контрастные события) в свете нравственности, извлечь урок для души каждого — в этом видно предуказание дальнейшего нравственного развития русской классики.