И буду век ему верна?

– С чего вдруг?

– Его имя Ломакин Дмитрий Вадимович.

– Димка? – растерялась я. Славка вновь кивнул.

– Приятели твоего мужа рассчитывали, что после его гибели проблем с сыночком не будет. Но он неожиданно показал зубы. С ним пришлось не только договариваться, но кое в чем даже уступить. Естественно, им это не понравилось. Ходят слухи, теперь те же люди не прочь договориться с дочерью Озерова и выкупить у нее прибыльное предприятие. В делах она ничего не смыслит, так что скорее всего согласится с их предложением. А они станут обладателями лакомого куска да еще поставят зарвавшегося парня на место.

«А что, – думала я. – Если Славка прав и Дмитрий Вадимович отправился по проторенной родителем дорожке, то, устраняя Озерова, он убивал сразу двух зайцев: избавлялся от конкурента и наказывал убийцу отца. Это в том случае, если он знал или подозревал, что к убийству Вадима я имею непосредственное отношение. Могло такое быть? Что, если Вадим оставил письмо не только мне, но и сыну? В этом случае Димке ничего не стоило передать его следователю. Но подозрения, конечно, могли возникнуть. Если убийство Озерова – дело рук Димки, киллеру надлежало позвонить в милицию, как только он покинул дом, чтобы меня застали рядом с трупом с тяжелой вазой в руках. Что же ему помешало? Димка решил, что это будет выглядеть подозрительно? Допустим, случайный прохожий слышал крики из дома и, как сознательный гражданин, позвонил в милицию. Вполне вероятно, что такой сознательный еще появится». Но меня беспокоило, нет, откровенно пугало даже не это, а тот факт, что на доходное предприятие вдруг нашлись покупатели. Стас не просто жених, он муж Насти, только вряд ли об этом кто-то знает. И договариваться скорее всего теперь придется с ним. У него появляется возможность получить очень крупную сумму. Учитывая его связи, которые ничего не стоит возобновить после возвращения сюда, Стас о подобных намерениях мог знать еще до убийства тестя. Я разглядывала улицу за окном, забыв про Славку.

– Поедем домой? – нерешительно спросил он. – Или все-таки в больницу?

– Скажи-ка, мой всеведущий друг, у нас есть шанс отыскать сына Озерова?

– Менты это сделают быстрее.

– А если очень постараться?

– Если очень постараться, то можно попробовать.

Попробовать мы начали в тот же день. Сперва отправились в офис сестрицы, ведь по части раскапывания чужих секретов ей не было равных. Увидев меня в своем кабинете, она презрительно отвернулась. Славку я оставила ждать в приемной, устроилась на диване с видом казанской сироты и стала томиться.

– Ты почему не в больнице? – не выдержала Агата.

– Чего мне там делать?

– У следователя была?

– Ага. Мой рассказ ему не понравился.

– Чего ж удивляться?

– Не хочу тебя расстраивать, но так как я ничегошеньки не помню, вполне вероятно, что Озерова по башке я ударила.

– Вот даже как… – хмыкнула Агатка. – Выходит, ты не сомневаешься, что твой Стас к этому делу руку приложил. Любимый в беде, ты рвешься его спасать, а все остальное тебе по фигу… Ведь знаешь, что он подлец, что ты для него дешевле копейки, он сам тебя в гроб положит и крышку покрепче заколотит, и все равно рвешься… Не понимаю я такой любви.

– Какая любовь? Если и была, то давно кончилась.

– Если думаешь, что тебя отец отмазывать станет, – зря.

– Вообще-то он и мой отец, и знаю я его не хуже, чем ты.

– И, несмотря на это… что ж, родителям остается лишь посочувствовать.

– Слава богу, у них есть ты, – улыбнулась я и спросила: – Агатка, а ты когда-нибудь влюблялась? – спросила исключительно из желания сменить тему, была уверена, что сестрица пошлет меня к черту и я смогу поговорить о том самом деле, которое и привело меня сюда. Но Агатка повела себя неожиданно. Поднялась из-за стола, прошлась по кабинету и замерла возле окна, спиной ко мне.

– Ты помнишь, как в первом классе руку на катке сломала?

– Помню, – удивилась я.

– Папа с тебя куртку снял, кости наружу торчали. Да ты не помнишь, без сознания была. Папа нес тебя к машине и плакал. Большой, сильный человек, а плакал, как ребенок. А я сзади плелась. Как же я эти коньки ненавидела! Ты на следующую зиму как черт на них гоняла, а я фигурное катание смотреть не могла, мутило от страха.

– Странно, – сказала я. – Я и не знала. А любовь-то здесь при чем?

– Ненавижу я эту любовь, как коньки в детстве.

– Агатка, – позвала я, – у тебя своя жизнь, у меня своя.

– Ага. Мне сон снится, иногда. Будто я лежу в комнате вроде чулана. Потолок низкий, окошко… холодно, страшно… а надо мной петля из бельевой веревки. Ты об этом ничего не знаешь?

Я замерла, пытаясь выровнять дыхание и очень жалея, что нет под рукой сигареты.

– Что я могу знать? Это кошмары. У меня к тебе большая просьба, – поспешно заговорила я и поведала о визите Насти и ее рассказе.

– Внебрачный сын Озерова? – с усмешкой спросила Агата. – Хорошая кандидатура на роль убийцы. Несчастливое детство, обида на отца, если еще окажется, что он наркоман или картежник, так он вообще просто находка. А если отец упомянул его в завещании…

Я не стала близко к сердцу принимать ее тон и поторопилась смыться.