— Уйдет? Сомневаюсь, — слегка покачал головой Вадим. — Ты её так просто отпустишь? Мне отчего-то кажется, что вы разыгрываете меня. Оба. Чтобы я вас не сдал Марте. Верно? Но я сдаюсь, верю вам и предлагаю всем выпить, зная, что шутка удалась. Ну что ты стоишь истуканом, Рогов, тащи сюда скорее рюмки и закуску. Я что к тебе, по-твоему, напрасно пожаловал?
Рогов ушел на кухню, Вадим посмотрел на Риту с лукавым прищуром:
— Слушай, крошка, — вдруг резко перешел он на «ты», — брось ломаться, я же тебя насквозь вижу: ты не того полета птица, чтобы виться возле Рогова. Не пойму даже, что тебя привело к нему. Он же нудный, скучный, весь какой-то заплесневелый, типичный интеллигентишка из прошлого века. А ты — огонь, а не девка, кровь с молоком, ты — будущее. Оставь его, поедем со мной, закатим в какой-нибудь шикарный бар, возьмем шампанского, фруктов, шоколада, — это же твоя стихия, меня не проведешь, я чувствую!
— Может, вы ошибаетесь? — Рита по-прежнему была с ним на дистанции.
— Э нет, насчет этого никогда. На такие вещи у меня нюх. Ты не из этой породы, не из того теста, что Рогов. Не знаю, как ты тут оказалась, и что тебя связывает с Роговым, но уверен, через час тебе станет с ним скучно. Рогов поедом ест самого себя, а в наше время это давно не популярно и совсем, совсем неинтересно, понимаешь? Сейчас настало другое время: время людей деловых, предприимчивых, хватких; если хочешь, немного циничных, таких, которые не вытаскивают свои кишки наружу и не копаются в собственных мозгах. Настало время действия, напора, бездумного и беспощадного «вперед», и ты, как я вижу, дитя этого времени.
— И вы тоже относите себя к таким людям?
— Разве по мне этого не видно? Не далее как вчера я провернул одну удачную сделку, сегодня её отмечаю.
— Зачем тогда вам Рогов?
Вадим, казалось, ждал этого вопроса.
— Рогов? Он мой старый студенческий товарищ. Мы с ним сидели за одной партой, вместе, как говорится, грызли гранит науки и не один пуд соли съели.
— И вы его после этого так порочите?
Казалось, эту девушку ни в чем нельзя было переубедить.
— Ты насчет интеллигентности? Так это ж очевидно. Он и сам об этом прекрасно знает.
— Но вы же его ни капли не уважаете, не цените даже как человека, а смеете называть своим близким другом. Интересная у вас получается дружба.
— Ну, это ты зря, — не хотел мириться с проигрышем Вадим. — Я никогда не скрывал своего благосклонного отношения к Рогову и всегда говорил ему в глаза всё, что о нем думаю.
— И даже о том, что вы сейчас сказали мне?
— А-а! — прищурившись и помахивая указательным пальцем, произнес Вадим. — Поймала? Поймала? — С его лица не сходила ехидная улыбка. — Говорю ли я ему? Конечно, говорю. Говорю, а то как же.
— Тогда его нужно благодарить за то, что ваша дружба еще на чем-то держится, — сказала Рита. — Только мне кажется, что это не дружба вовсе.
— Что же, по-твоему? — вошедший неожиданно в комнату Рогов будто прибавил Вадиму сил. Он снова насел на Риту:
— Что же ты замолчала, продолжай!
Рогов удивился, что они так быстро перешли на «ты».
— Вы уже нашли общий язык?
— Пока только пытаемся. Говорили о тебе.
— Обо мне?
— Именно. — Вадим снова обрел прежнее присутствие духа. — Я удивился, как вы, такие разные по натуре люди смогли сойтись.
— Но я же говорил тебе, — сказал Рогов, — мы едва знакомы. Вернее сказать, совсем незнакомы.
— Но твоя гостья утверждает, что успела тебя узнать предостаточно, и её мнение, оказывается, совсем не совпадает с моим.
— Было бы удивительно, — сказал Рогова, опуская поднос с закуской на столик, — если бы ваши взгляды совпали: вы такие разные.
— Вот и я ей о том же талдычу. Она видит в тебе спасителя человечества, защитника всех униженных и оскорбленных.
Рогов улыбнулся:
— Ну, на эту роль, как мне кажется, я совсем не подхожу.
— И я ей о том же, — торжествовал Вадим, но Рита возмутилась:
— Как вам не стыдно! Вы же всё лжете. Я совсем ничего такого не говорила. Даже не думала. Хотя чему удивляться: у таких, как вы, никогда ни стыда, ни совести не было. А вы еще пытаетесь говорить о дружбе. Какой же вы друг, если в глаза говорите одно, а за глаза другое?
Вадим бросил на неё испепеляющий взгляд:
— Вот тут, предположим, девочка, ты ошибаешься. Я ничего не сказал такого, чего бы не говорил самому Роману. И ему об этом прекрасно известно. Мало того, я могу повториться и снова сказать, что Роман Рогов принадлежит к тому типу интеллигенции, которая сама себя ест. Поедом. Представьте себе Прометея, пожирающего собственную печень. Вот это, собственно говоря, и есть наш Роман. Эдакий мазохиствующий интеллигент, наслаждающийся своим мазохизмом. Страдалец, упивающийся собственным страданием. Это у большей части нашей отмирающей интеллигенции в крови. И он об этом, повторюсь, прекрасно знает, ничего нового я ему не открыл, по сути. Правда, Роман?
Рита вспыхнула:
— Да где ж тут правда? Какая правда? Почему же вы молчите, Роман? Вас же явно оскорбляют. Оскорбляют и унижают. Как вы это терпите?