И была любовь, и была ненависть

Цепляясь за скалу, стараясь унять дрожь в ногах и тверже ступать, Итикуро наконец перешел настил. Потам снова посмотрел на крутую скалу. И в этот миг его словно озарило. Он, чьи грехи так огромны, что небольшими благодеяниями их не искупить, должен отрешиться от всего, набраться мужества и отдать свою жизнь во имя великого дела. Ведь в своих молитвах Итикуро просил ниспослать ему тяжкие испытания. И когда он увидел переправу, где случилось несчастье с лежавшим перед ним человеком, где до десятка людей в год лишаются жизни, он загорелся желанием устранить эту опасность. Он поклялся, не щадя себя, осуществить дерзновенную идею — прорубить в скале ход длиной более двухсот кэн.[13] Наконец-то он нашел то, ради чего странствовал! Если за год спасется десять человек, за десять лет — сто, за сто лет, за тысячу — миллионы людей сохранят свои жизни!

С этого дня Итикуро всеми помыслами ушел в работу. Он поселился в келье монастыря Ракандзи. Сразу же отправился по раскинутым в русле Ямакуни деревням собирать пожертвования на строительство туннеля. Но никто не прислушивался к словам неизвестного бродяги-монаха.

— Этот ненормальный собирается продолбить насквозь скалу — более двухсот кэн. Ха-ха-ха!.. — смеялись над ним.

Но это было еще не самое плохое. Иные, выслушав доводы Итикуро, смешивали его с грязью:

— Какой мошенник! То, что он предлагает, так же возможно, как любоваться небом сквозь игольное ушко. Выдумал уловку, чтобы денег собрать побольше. Ишь, хитрец!

Почти месяц уговаривал Итикуро крестьян, но никого не смог убедить. Отчаявшись, он решил приняться за этот огромный труд один.

Держа в руках молот и долото, Итикуро стоял у подошвы скалистой громадины. Это было похоже на карикатуру. Человек собирался продолбить насквозь огромную, сжимающую реку своими изгибами скалу. Пусть это сравнительно податливая вулканическая порода, но ведь Итикуро намеревался выполнить такую работу один, рассчитывая только на свои силы!

Прохожие издевались над Итикуро:

— Все-таки он свихнулся!..

Но ничто не могло остановить Итикуро. Он вошел в прозрачную воду Ямакуни и дал обет богине милосердия Каннон. И сразу же, собравшись с силами, обрушил молот на скалу. В результате только два-три осколка отлетели в сторону. Он напрягся и ударил второй раз. И опять всего лишь несколько маленьких осколков отскочили от громадины. Итикуро нисколько не отчаивался. Вкладывая в удары всю силу, он бил по скале опять и опять. Почувствовав голод, просил поблизости подаяние. Насытившись, продолжал бить молотом по утесу. Когда не находил в себе сил работать, нараспев читал молитву Сингон, и стойкость духа возвращалась к нему. Не зная отдыха, работал день, два, три… Путники, проходившие мимо, смеялись над ним. Но Итикуро ни на миг не оставлял работы, а насмешки лишь заставляли его сильнее сжимать в руках молот.

Чтобы было где укрываться от дождя, монах построил около утеса хижину. С раннего утра, когда в реке еще отражались мерцающие звезды, и до позднего вечера, когда замирало все живое и слышался только плеск воды, Итикуро без устали бил молотом.

Прохожие не переставали смеяться:

— Болван! На что он рассчитывает?…

Никто не верил в осуществимость дела, за которое взялся Итикуро. А он в каждый удар вкладывал душу. В труде приходило забвение. Раскаяния за совершенные убийства больше не мучили его, он не молился и за будущее рождение в раю. Итикуро жил теперь одним возвышенным желанием: творить добро. Он чувствовал, что со времени принятия монашеского сана груз воспоминаний о черных деяниях — воспоминаний, не дававших ему спать по ночам, изнурявших душу и тело, — становился легче. Исполненный отваги, отдавая всего себя работе, Итикуро упорно долбил утес.

Наступил новый год. Пронеслась весна, лето… Год трудов не прошел даром: Итикуро выдолбил пещеру глубиной в одно дзё — совсем немного, но в этом нашла свое выражение его воля.

И все-таки местные жители не переставали глумиться:

— Поглядите! Этот сумасшедший монах целый год лез из кожи вон, а выдолбил всего ничего!..

Но Итикуро, видя плоды своего труда, радовался до слез. Пусть пещера мала, но она — реальность, в которой воплотилось его стремление к добру.

Прошел еще год. Все напряженней трудился Итикуро. Ночью он работал в кромешной тьме, в пещере было темно и днем. Рубить приходилось сидя. Он исступленно махал молотом. И в этом движении правой руки сосредоточилась вся его жизнь, пронизанная верой. Снаружи сияло солнце, светила луна, шли дожди, гремели бури. А в пещере беспрерывно раздавались удары молота…

Окрестные жители не прекратили своих насмешек и к концу второго года. Правда, они уже не смеялись открыто, а, глядя на Итикуро, исподтишка улыбались.

Но вот прошел еще год. Удары молота по-прежнему не прекращались, как и плеск вод Ямакуни. Крестьяне уже ничего не говорили, иронические улыбки на их лицах незаметно сменились выражением изумления.