И было утро... Воспоминания об отце Александре Мене

И БЫЛО УТРО... Воспоминания об отце Александре Мене

И на вершине — Крест. (О. Игнатий Крекшин)

Когда путник идёт по дороге и до намеченной цели ему осталось совсем немного, но день близится к концу— вот уже и сумерки спускаются на землю, — неужели он будет оглядываться по сторонам, неужели взор свой будет обращать на пройденный путь? Тем самым рискует он растерять время, и тогда не достигнуть ему желанного рубежа. А ведь впереди холодная тёмная ночь, и кто знает, хватит ли ему сил дотянуть до утра… Вперёд, только вперёд! — Всем существом своим, всеми мыслями странник уже там, в чертогах обетования, и какой же радостью наполняется его душа, когда рубеж достигнут.

Жизнь человека подобна пути этого странника, иначе и быть не может.— И если полна она одного страха и ожидания опасности— а это состояние души всегда субъективно, — то бессмысленна эта жизнь. И каким, действительно, страшным оказывается этот путь, который ничем не кончается.

Жизнь христианина — это всегда восхождение в гору. Гору, которая кажется подчас неприступной— так она высока. Поэтому столь опасно смотреть назад — вниз. Можно сорваться, и все восхождение окажется напрасным. Всем зрением своим христианин обращён к вершине горы, на которой — Крест, обагрённый Кровью, Крест— орудие страданий Того, Кто пришёл в этот мир снять с него печать греха, зла и смерти. И потому Крест — символ победы над смертью, победы для жизни вечной.

Отец Александр при жизни меньше всего оглядывался назад. Для него будто бы не существовало прошлого. Однако весь он был укоренён в христианской традиции прошлого: его духовная связь и со святоотеческим богословием, и с русской философской и богословской мыслью, и с оптинским старчеством, со святым Иоанном Кронштадтским даже — которым была исцелена его прабабушка. Будучи православным священником, он был открыт наследию всего христианства, был терпим к разным путям в поисках Истины Христовой. Правильнее говорить, что для отца Александра не существовало прошедшего— оно ему уже не принадлежало, и всей жизнью своей он был обращён к вершине горы, увенчанной Крестом…

Поэтому так трудно о нём писать в формах прошедшего времени— так пишут некрологи или воспоминания. Лет десять тому назад, когда он только начинал работу над своим «Словарём по библиологии», я дерзнул предложить ему написать статью о нём как о библеисте. Помню он как-то загадочно улыбнулся и сказал: «Ну, это уж потом..» И вот, это «потом» уже наступило.