И быть роду Рюриковичей

Хазары — иудеи, но это не мешает им быть веротерпимыми. Иудейские синагоги соседствуют с языческими капищами, мечети мусульман — с греческими церквами. В Итиле и в портах Причерноморья хазарские счётчики[77] взимают пошлину со всех товаров, которые провозят через Хазарский каганат. Хазарские гости плавают в Херсонес и Константинополь, в Киев и Новгород, добираются до Скирингсааля и бороздят Хвалынское море, достигая стран Востока.

Уже в девятом веке Хазарское царство добилось такого величия, что о нём знали во всей поднебесной — от моря Хвалынского и до Русского, от гор Кавказских и до среднего течения Итиля.

Всем известно, каган — наместник Бога на земле, и вся жизнь в каганате в руках хаканбека. Ему подчиняются все — от сановников и народа до воинов-арсиев.

Арсии держали в повиновении народ, они приводили к покорности данников. Когда стало известно, что в Киеве сел князем Олег, заставлявший славян покориться его власти, хаканбек разъярился. Его узкие рысьи глазки налились гневом. Он был убеждён, что все, кто живёт по левую сторону Днепра, должны платить дань каганату. Первый министр вызвал темника[78] Аюба, спросил вкрадчиво:

   — Твои воины кочуют в землях язычников, не так ли, Аюб?

   — Да, мудрый хаканбек. Мы ставим свои вежи среди радимичей, вятичей, северян и других народов.

   — Это хорошо, Аюб. Тогда скажи, уж не породнились ли твои арсии с язычниками? Или они взяли себе в жёны славянок?

Темник поднял брови:

   — Нет, мудрый хаканбек.

   — Так-так, Аюб. Но тогда почему старейшины славян ездили в Киев к князю Олегу и не стали платить дань каганату? Может, с твоего согласия, темник?

   — Мудрый хаканбек, разве я не служу верой и правдой каганату?

   — В таком случае не настала ли пора твоим арсиям обнажить мечи?

   — Ты говоришь истину, хаканбек. Мы напоим наших коней в Днепре и заставим князя Олега отказаться ходить в земли к нашим данникам.

— Ты так и поступишь, Аюб. Ты привезёшь в каганат много золота и мехов, а мне — молодую красавицу из племени северян.

Могущественному Хазарскому каганату повиновались многие народы. Платили ему дань и те славянские племена, которые жили по левую сторону Днепра.

Подчинившиеся силе суличи, северяне, вятичи, узнав, однако, что князь Олег собирает Русь, проявили непокорность хазарским сборщикам дани, и теперь Аюб отправился покарать славян.

Отклоняясь от степи вглубь лесов, отряды Аюба держались настороженно. Темник, как и его тысячники, и все его воины, любил степь и боялся лесов, где за деревьями-великанами, в глухих кустарниках могли поджидать славянские лучники или ловко установленные самострелы.

Всякое преследование врага кончалось неудачей, славяне легко укрывались в таких местах, куда не то что конному — пешему с трудом пробраться. А в тех погостах, куда Аюб вступал, было пусто. Темник злился, грозил славянским старейшинам и ждал, когда их князья явятся с повинной.

Созвав на совет тысячников, темник спросил их:

   — Что скажете вы мне, мои достойные тысячники? Вот уже месяц мы гоняемся за русичами, но они уходят от нас...

Молчали тысячники, и тогда темник сам ответил на свой вопрос:

   — Я поведу вас к Днепру, и там мы посмотрим, что нам делать дальше.

И арсии повернули на запад, вслед уходящему солнцу...

Походную юрту Аюба поставили на холме, отсюда вдали виден Днепр и далеко окрест степи, перелески, леса. Просторная войлочная юрта зимой не пропускала холод, летом жару. На холме её обдували ветры, несли прохладу.

Маленький, круглый как шар, с ногами колесом, темник сидел на кошме, сложив руки на груди. Его бритое лицо напоминало полную луну. Аюб выпил остуженный в роднике кумыс и теперь сопел, думая. Мысли у него бродили, подобно молодому напитку в бурдюке. Три тысячи сабель, три тысячи конных арсиев у Аюба. Его арсии стремительны, как стрелы, пущенные из лука, и храбры, как барсы. С ними Аюб не знал поражений. Он водил их в солнечные степи Заитилья и отражал наседавших с востока кочевников, его арсии вызывали страх у многих народов. Аюб отдаёт должное русичам и уграм, они сопротивляются как львы. Аюб нападал внезапно и требовал от своих тысячников подкрадываться к противнику, как он, и нападать так же неожиданно. Может, оттого Аюб и сравнивает своих арсиев с барсами?

Вот и два дня назад, выходя к Днепру, они вступили на лесную тропу, которая привела хазар к суличскому городку. Арсиям удалось бесшумно снять суличскую засаду, а затем, стремительно преодолев ров и сбив ворота, ворваться в городок. Хазары не пощадили никого, а тысячнику Ниясу, предложившему угнать женщин и подростков в Итиль на невольничий рынок, Аюб сказал с издёвкой:

— Разве ты, тысячник, уже покорил суличей и теперь возвращаешься домой?