На другое утро пробудился Олег в добром настроении. В большой гриднице отроки расшумелись. Князь сел, потёр грудь. Вспомнил вчерашний день, проведённый в Предславине, подумал: умна и ликом славна Ольга. Неужто оттого и на душе радостно?
Во дворе увидел Евсея. Тот стоял понуро. Князь заговорил с ним не сразу — умылся, рубаху натянул, причесал костяным гребнем волосы и только потом сказал:
— Ведомо мне, купец, как Киев к тебе неласков, и понимаю тебя. Но ты на люд зла не держи, народ волхвы подбили. Было и со мной такое. Токмо я великий князь есмь, и у меня с народом одна вера должна быть — Перуну поклоняться. Ты же, Евсей, сам решай, какой веры держаться. Коли от греческой не отступишься, лучше тебе в Константинополе жить. Волхвы злы, я же над ними не властен, изведут они тебя. — И, положив Евсею руку на плечо, позвал: — Пойдём, купец, трапезовать, там и разговор продолжим. А он нас двоих касаем.
За столом сидели друг против друга. Холопка поставила перед ними мясо жареное, в миске рыбу отварную, лепёшки в мёду. Запивали сладким вином. Когда насытились, Олег чашу отставил, заговорил:
— В твоём письме, что ты мне передал, Евсей, много интересного. Ты об армии и флоте писал, но я ко всему знать хочу, какие распри меж патрикиями и стратигами[113]. В чести ли у императора друнгарий флота? Слухи есть, император Лев хвор, а коли так, кто на трон мостится?
Евсей отёр губы белой холстиной, ответил степенно:
— О распрях мне неведомо, великий князь, а дромон друнгария флота давно уже не режет моря Эгейское и Средиземное. Что до слухов о недомоганиях императора, то это истина, базилевс готов предстать на суд Всевышнего. Брат же императора Александр ждёт, когда его базилевсом провозгласят. Он развратен и корыстолюбив. Сказывают, его императрица таким сделала.
— Ты мне о фемах писал, об Антиохии, Армениаке, Фракии, а меня болгарская фема интересует. Велика ли числом в ней армия?
— Спафарий Анастас упоминал число в три тысячи.
Олег глаза поднял, взгляд тяжёлый:
— Может, ты, Евсей, мнишь меня запугать, но ты забыл, что я великий князь киевский, викинг и со мной дружина славян, а воин-русич не ведает страха. Я не отступлюсь от Царьграда. Ты же, торговый человек, возвратишься к ромеям. Я дам тебе золота и мехов, дабы приближённые базилевса стали твоими людьми. Золото развяжет им языки и превратит хищных львов в домашних кошек, которые станут мурлыкать у твоих ног.
Нередко в бессонные ночи Олег задумывался о жизни и смерти: в чём смысл бытия? Прежде эта мысль не приходила в голову, но после смерти Лады часто навещает его. Уж не временное ли пристанище земля человеку? Был Рюрик — нет его, жила Лада — взяли в мир иной. Значит, так человеку судьбой предопределено. Настанет и его час, Олега. Сожгут тело, а куда вознесётся душа?
Юдоль, принимавшая людей навсегда, верно, не имеет ни князей, ни воевод, ни бояр, ни гридней, ни смердов. А может, и рабы уравняются с хозяевами?
Бог создал человека. Он велик, и всё ему подвластно. Норманны говорят, бог — это Вотан, русы — Перун, ромеи утверждают — Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой.
Тот, кто создал человека, — Создатель. Он один вправе лишать человека бытия, волен в его жизни и смерти. Хазарский лазутчик отнял у Лады жизнь, и за то он, Олег, сурово покарал его. Не того ли требует правда варягов и русичей: око за око, зуб за зуб?
Бог каждому определил своё место и за всё спросит по истечении жизненного пути. Спросит и с него, Олега. И, верно, строго спросит, ибо грешен он и грехам тем счёт не ведёт. Но кто станет судить его, великого князя: Вотан, Перун или Бог греков, ромеев и болгар?
Создавая человека, Бог вдохнул в него жизнь и разум, дал заповеди. Но все ли чтят их? А иные и знать не желают. Всем ли дано уразуметь смысл жизни, бытия, след на земле оставить? Для Рюрика это объединение новгородских славян, для него, Олега, — сплочение всех русичей вокруг Киева, создание государства, с которым должны считаться все государи. Не для того ли и поход на Царьград замыслил?
Царьград, град Константина, второй Рим! Город божественных императоров и заносчивых ромеев! Неужли он, Олег, не сломит их величие и не принудит подписать ряд, по которому Русь встанет если не над надменной империей, то вровень с ней? Об этом Олег мечтает с того дня, как стал князем русов. Олег убеждён: настанет тот день, когда он поведёт дружины на ромеев, и не только морем, но и сушей. Конные и пешие ратники перейдут горбы Балканские, а для того киевский князь пошлёт посольство к царю болгар, заклятому недругу ромеев. Перевалив горбы, русы встанут перед воротами Царьграда, а их ладьи бросят якоря в бухте Золотой Рог. Пока ромейские корабли будут бороздить воды Эгейского моря, Царьград примет условия Киева. Вот тогда он, великий князь киевский, может сказать: отныне Русь от княжеской усобицы и распрей отреклась и обрела государственность...