И бывшие с ним

В его комнате теплый неподвижный воздух с запахом пересохшей бумаги.

За окном хмурый город под осенним дождичком. Юрий Иванович принес из туалета графин воды, полил цветы. Детским совочком, давним подарком дочки, взрыхлил землю. Еще один уголок, обжитый в восьмимиллионном городе. Достал из портфеля материал о молодежном конструкторском бюро и в который раз взялся строгать. Автором материала был старый приятель Рудоля Лапатухин, что, однако, вовсе не гарантировало качества. После двух переделок рукопись, склеенная и переклеенная, хрустела, как сухие хлебцы. Лапатухин узнал, что рукопись заявлена, стало быть, все равно поставят в номер, и теперь скрывался от звонков. Главный требовал «интригу мысли» — будет ему интрига, тут Юрий Иванович вытянет. Он другого не может — добавить жизни в анемичный материал Лапатухина: нужны имена, две-три судьбы, эпизод.

Коммунальная квартира у Сретенских ворот откликнулась голосом одной из ветхих соседок Лапатухина.

— Добрый день, мадам, — весело сказал Юрий Иванович. — Лапатухина к аппарату, пожалуйста.

Старуха помедлила, нерешительно ответила:

— Кажется, его нет дома.

— А вы постучите.

Старуха надела трубку на проволочный крючок и двинулась в темень коридора, Юрий Иванович слышал ее кашель. Сейчас Лапатухин пристраивает в пепельницу сваренное всмятку яйцо, предвкушая, как затем погрузит ложечку в желток. Вечно на обратных сторонах его страниц сидели намертво осколки яичной скорлупы. Юрий Иванович не раз предлагал ему запатентовать клей на основе яичной скорлупы. Когда же старушенция донесет сигнал? Или Лапатухин женился и еще в постели с молодой женой лет тридцати пяти — тридцати семи? О своих женитьбах Лапатухин не рассказывал, помнил, как лет пятнадцать назад за ним, оглушенным изменой первой жены, следом ходил Юрий Иванович, боялся, Лапатухин сунется под машину, и время от времени предлагал ему бутерброд с колбасой, уже подсохший. Жара тогда стояла градусов под тридцать пять.

Старуха вернулась к трубке с сообщением: Лапатухина дома нет. Юрий Иванович позвонил вновь, подошла другая старуха. Он попросил передать Лапатухину, если тот вдруг забежит домой или позвонит, что в половине четвертого у дверей ресторана «Прага» его ждет старый друг.

Вернуться к материалу Лапатухина не пришлось, влетела румяная дева из отдела писем в ситцевой, с оборками юбке, с шелковым платком в вороте блузки. Намеченная на август проверка по письмам не состоялась — проверяющие инспектора у соседей, тремя этажами выше, там главный получил выговор, а к нам явятся в конце месяца, официально предупреждены, ужас какой, скорей бы отмучиться. Вы на все письма ответили? Десяток просрочен, пожалуй, да что вы волнуетесь, у вас ведь система, цветок моей души, у вас ведь порядок, звезда моих очей. Ох, поймут ли, так волнуюсь, так волнуюсь, есть у вас пять минут? Будто вы комиссия, а я вам объясняю свой тройной шифр.

Дева пылко схватила Юрия Ивановича за руку и потащила в свой отдел, треща бижутерией. Там сгребла на край стола деревянные подсвечники, сумку, пудреницу, глиняные раскрашенные фигурки. Чертила схему. Юрий Иванович ничего не понимал, кивал и глядел, как покачиваются девины бусы, временами касаясь столешницы. Из коридора слышался голос секретарши: «На планерку!»

В половине четвертого Юрий Иванович нашел Лапатухина у дверей ресторана «Прага».

— Может, и перекусим в Доме журналиста, — сказал Юрий Иванович, — но попозже… У тебя в материале упоминается молодежное КБ при НИИ где-то в арбатских переулках.

— Я теперь и не найду…

— Мне, Рудоля, заметь, два дня переписывать твой очерк, после того, разумеется, как в ЦК комсомола я возьму информацию о студенческих и молодежных КБ по республикам. На что тоже отдай полдня.

— Но ты получаешь двести восемьдесят… — Лапатухин повел носом, из дверей кулинарии тянуло запахами сдобы и жареного мяса. — Премии гребешь, какое-то еще отпускное пособие.

— Лечебное пособие, — поправил Юрий Иванович, — семьдесят процентов от оклада. Но не лучше тебя ем, не больше сплю и одет хуже тебя.

— Зато два раза в месяц у кассы. А я когда еще получу за этот материал? Сейчас ноябрь, номер выйдет в марте… Вы теперь всякий раз опаздываете, да пока разметите… протелитесь, выходит, только в середине апреля получу деньги.

— Да, середина апреля. Да, никто другой не брался за тему о молодежных КБ, в самом деле — дохлое дело. Но, Рудоля, ты реализуешь свои трансцедентальные возможности выходить за пределы собственной жизни. После смерти останешься в человеческой культуре как автор проблемных материалов о молодежных КБ, о животноводческих комплексах, о проблемах сои на Дальнем Востоке. Под своим именем, Рудоля, не анонимно. А я? Я был Лапатухиным, академиком Линой Штерн, был мастером тульского СПТУ, Вилем Липатовым… — В этом месте Юрий Иванович прервал рассуждения, обнаружив, что Лапатухин отстал: покупает пирожки у лоточницы.