i_c711874d50ab17ae

«Америка будет проявлять постоянный интерес и присутствовать в Центральной Азии в той мере, о какой мы не могли и мечтать раньше», — сказал в феврале 2002 года государственный секретарь США Колин Пауэлл [1]. В том же году Министерство обороны США заявило: «Вооруженные силы Соединенных Штатов в настоящее время развернуты в большем количестве мест, чем когда-либо на протяжении всей нашей истории» [2].

Столь же прямолинейными являются заявления, сделанные еще в начале 1990-х годов, когда распадался Советский Союз, и повторяемые до настоящего времени, о стремлении Вашингтона к мировому господству и путях его достижения. При этом мир убеждают в благородных целях этого крестового похода. Такие заявления регулярно излагались в программных документах Белого дома и Пентагона, а также в документах правительственных комиссий и исследовательских центров, тесно связанных с системой национальной безопасности.

Вот голос империи в 1992 году:

«Наша основная задача заключается в том, чтобы предотвратить повторное появление нового конкурента на территории бывшего Советского Союза или в другом месте, создающего угрозу, подобную той, которую представлял Советский Союз… Мы должны принимать во внимание интересы развитых промышленных стран в такой степени, чтобы отбить у новых конкурентов охоту бросать вызов нашему лидерству или стремиться изменить установленный политический и экономический порядок… Мы должны иметь механизмы удержания наших потенциальных конкурентов даже от помыслов играть более значительную региональную или глобальную роль» [3].

1996: «Когда-нибудь по целям на земле — кораблям, самолетам, наземным объектам — мы будем действовать из космоса… Мы собираемся наносить удары из космоса, и мы собираемся наносить удары по космосу» [4].

1997: «Что касается господства в космосе, то оно у нас есть, нам это нравится, и мы собираемся сохранить его» [5].

2000: «Новые стандарты [боевой готовности] предполагают поддержание военного превосходства над всеми потенциальными соперниками и готовность уже сейчас к будущему военному соперничеству, даже если оно еще не может быть идентифицировано, и его возможное появление существует только в теории… Военные требования существуют отдельно от чистой оценки реальных угроз безопасности. Вкачестве основы для планирования предложены общие войны и общие возможности… Особенности реальных сценариев угрозы стали вторичными по отношению к первостепенной необходимости показать грубую силу США всему миру» [6].

2001: «Присутствие американской армии в критических регионах мира является видимым выражением степени статуса Америки как сверхдержавы и гаранта свободы, мира и стабильности» [7].

2001: «Если мы дадим свободу нашему собственному видению мира, позволим ему развиваты:я, полностью примем его, не пытаясь умничать и искать тонкие дипломатические решения проблемы, а просто ведя тотальную войну против этих тиранов, думаю, что мы поступим правильно, и наши дети спустя годы будут петь о нас замечательные песни» [8].

2001: Документ администрации Буша «Обзор ядерной политики» (Nuclear Posture Review) призывает военных подготовить планы действий по использованию ядерного оружия в чрезвычайных ситуациях, по крайней мере, против семи стран: Китая, России, Ирака, Ирана, Северной Кореи, Ливии и Сирии, а также создавать тактическое ядерное оружие для использования в определенных ситуациях [9].

2002: В сентябре Белый дом опубликовал документ «Стратегия национальной безопасности» (National Security Strategy), где говорится: «Наши силы будут достаточными, чтобы разубедить потенциальных противников проводить наращивание военной моши в надежде превзойти Соединенные Штаты или сравняться с ними мощью… Америка будет действовать против подобных возникающих угроз, прежде чем они полностью сформируются… Мы должны сдержать угрозу и защититься от нее, прежде чем она появится… Мы не можем позволить нашим врагам нанести удар первыми… Чтобы предупредить или предотвратить такие враждебные действия наших противников. Соединенные Штаты в случае необходимости должны действовать превентивно».

Превентивность — это главный аргумент для оправдания нападения на Перл-Харбор в 1941 году, который, не будучи чрезмерно параноидальной, использовала имперская Япония, а нацистская Германия — в качестве оправдания вторжения в Польшу в 1939 году.

Для одного из критически настроенных обозревателей смысл «Стратегии национальной безопасности» выглядит так:

«Это разрушает надежды тех, кто считал, что мир движется к системе международного права, которая позволила бы осуществлять мирное разрешение конфликтов при помощи договоров и судов. Вместо этого одна держава, которая пренебрегает договорами и судами, объявила, что она намерена господствовать в военном отношении в мире и при необходимости превентивно вторгаться для создания угроз… Те, кто хочет видеть мир, в котором нет сверхдержав, где законы и соглашения используются для урегулирования конфликтов, начнут новую дискуссию о том, как бороться с имперской Америкой» [10].