Ее хрипы и крики боли и страха были самыми сладкими звуками, которые он мог
себе представить. Только они могли заставить замолчать музыку в его ушах, которую
13
он слышал от момента, когда просыпался, до тех пор, пока не засыпал и в блаженном
забвении снова. Один концерт для фортепиано тридцать лет назад, и до сих пор он не
мог заглушить его. Дыхание Джульетты участилось. Она сделала последнюю
отважную попытку побега, но Кингсли просто зажал ей руки за спиной и держал ее
неподвижно. Он снова толкнулся, толкнулся мощно, и с содроганием кончил в нее, в
то время как ее внутренние мышцы сжались вокруг него в оргазме, с которым она
боролась прежде чем, наконец, сдаться ему.
Он задержался в ней и просто наслаждался блаженством момента, его
бессодержательностью. Его народ так правильно назвал оргазм le petite morte,
маленькая смерть. Он умирал в то время, пока был внутри нее, и высоко ценил такую
смерть, ту свободу, те несколько секунд, когда он был освобожден от чар
единственного человека в Преисподней, который носил ошейник, но не принадлежал
никому.
В его размышления прорвался смех Джульетты. Он не смог сдержаться, поэтому
присоединился к ней в ее посткоитальном веселье. Освободив ее руки, Кинг
выскользнул из нее и откинулся на кровати, пока она расправляла одежду, прежде чем
обессиленно упасть к нему на грудь.
- Ты напугал меня, monsieur. Я думала ты еще с le père.
- Я и хотел тебя напугать. И нет, он молится, je pense.
- Молится за что? - Джульетта обратила взгляд к Кингсли, и он погладил ее по
щеке.
Его прекрасная Джульетта, его Джулс, его драгоценность. Он дорожил ею
больше всех остальных. Только одного человека он любил сильнее. Но того, кого он
любил сильнее, он и ненавидел с той же страстью. Он желал, чтобы математическим
законам подчинялась математика его сердца, тогда это значило бы, что вместо его
равных любви и ненависти он не чувствовал бы ничего.
- За его потерявшуюся зверушку. Она вернется к нему когда-нибудь. Я уверен.
Джульетта вздохнула и расслабилась.
- Но она не потерялась. - Джульетта поцеловала его грудь. - Она просто сорвалась
с поводка.
Кингсли рассмеялся.
- Все гораздо хуже, mon amour. Его зверушка сбежала, и на этот раз у нее нет с
собой ошейника.
14
Глава 3
До тех пор, пока родители Уесли ничего не будут знать о ней, все будет хорошо.
Само собой они ничего о ней не слышали. С чего бы это им быть знакомыми с
творчеством писательницы БДСМ эротики из Нью-Йорка? Ее книги хотя бы
продаются в Кентукки? Нелепая мысль. Естественно они не слышали о ней. И все
должно быть чертовски хорошо.
Нора вздохнула, когда они пересекли линию Мейсона-Диксона* возле города
Хейгерстауна в штате Мэриленд, оказавшись на Юге. Ее желудок сжался несколькими
часами позже, как только они пересекли государственную границу Кентукки. Что,
ради всего святого, она делает в Кентукки?
После того, как она отделалась от шока, снова увидев Уесли, то попыталась
уговорить его остаться с ней в ее доме в Коннектикуте. Но он был необычайно
настойчив.
- Кентукки, - сказал он. - Пожалуйста. Я жил в твоем мире. Поживи и ты в моем.
Она, наконец, уступила, будучи неспособной устоять и не желая, снова увидеть в
этих больших карих глазах печаль. Но она настояла на том, чтобы они ехали в разных
машинах: он - в своем Мустанге, она - в Астон Мартин, доставленном ей Гриффином.
Нора никогда не бралась за какое-либо дело без предварительно продуманных путей к
отступлению. Она хорошо выучила этот урок, еще будучи профессиональной
Госпожой. Ее заоблачные гонорары определялись не тем, что она просто была
красивее или порочнее, других профи. Она трудилась так же, как и остальные ее
“коллеги по цеху”. Вместо того, чтобы работать в охраняемых, хорошо
укомплектованных апартаментах, она ездила домой к своим клиентам, в их номера в
отелях, куда-угодно, где они платили за ее визит. Тогда она шутила, что ее девизом
было: Имеешь кнут, Готовься в путь. И ей приходилось путешествовать. Из Нью-
Йорка до Нового Орлеана, от Мидтауна (центральная часть Нью-Йорка) до Ближнего
Востока, она ездила куда бы не отправил ее Кингсли. И для собственной безопасности
она опиралась на две вещи: ее известность как наиболее опасной Домины в мире и
репутацию Кингсли, как последнего человека в Америке, которому хотели бы перейти
дорогу. Ей всего лишь нужно было назвать свое или его имя и весь преступный мир
ходил по струнке.
Теперь Нора молилась, чтобы там, куда она ехала, никто не слышал о ней. В
особенности родители Уесли. Несомненно, будучи такими консервативными, какими
их изобразил Уес, они никогда не были даже в разделе эротики в книжном магазине, и
еще менее вероятно, что слышали имя Норы Сатерлин.
15