И еще один патриарх медицины, тезка Бехтерева, тоже связанный с Военно-медицинской академией, — Владимир Игнатьевич Воячек, как и Бехтерев (опять же справка из «Словаря»), «основатель научной школы», но в области оториноларингологии. Академик, Герой Социалистического Труда, генерал-лейтенант. Мимо маминого балкона, а скорее сказать, под балконом, потому что шел всегда по левой, нашей стороне улицы, он проходил издавна, еще не будучи ни академиком, ни Героем, ни генералом. Проходил ежедневно, кроме воскресенья (но в воскресенье и мама почти не сидела на балконе, чуть не весь день — на кухне), в академию на Выборгской стороне и из академии через Литейный мост. Проходил и когда правительство наградило его автомобилем марки «Линкольн», мы прочли об этом в газете. Кто уж пользовался машиной, не знаю, а Воячек оставался пешеходом, вернее, пехотинцем, поскольку я его помню постоянно в длинной военной шинели, ставшей позже генеральской. С мамой они виделись по два раза на день: проходы Воячека туда и обратно точно совпадали с обязательными ее дежурствами на балконе утром и перед вечером, когда она провожала и встречала отца. У поверхностного, — с высоты второго этажа, — но тем не менее стабильного знакомства мамы со знаменитым «ухогорлоносом», как она его называла в скороговорке, был перерыв на войну, на блокаду. Вернувшись из эвакуации, она не смогла сразу занять свой пост на балконе, были сложности с оформлением жилплощади. Но вот они остались позади, родители мои въехали в старую квартиру, и мама ранним утром, еще не проводив отца на работу, вышла обозреть сверху «горизонт». И первый, кто возник в ее обзоре, был генерал — профессор Воячек. Он шел, как всегда, в академию, увидел маму, приостановился и к обычному прежнему молчаливому поклону добавил изустно: «О мадам, как рад я вас снова видеть вживе и, надеюсь, вздраве!» И прошагал размеренным пехотинским шагом дальше. Он вышагивал так еще долго после того, как мамы не стало на 70-м году, а он был ровесник нашего отца, старше мамы на 15 лет, и прожил на 5 лет больше, чем папа, — девяносто пять.
Где-то прочел воспоминания о Воячеке, где — забыл, а что́ — помню и, как помню, перескажу, не претендуя на авторство. Вспоминал человек, служивший по интендантской части в Военно-медицинской академии в бытность Воячека ее начальником… Трех корифеев медицины — Павлова, Федорова и Воячека — наградили орденами Ленина. Кроме того, премировали автомобилями и денежной суммой в размере 100 тысяч рублей каждому с целевым назначением — на обустройство и меблировку новых квартир. Интендант явился к Воячеку и его супруге, чтобы помочь с переездом, с приобретением мебели. Но оказалось, что нужды в этом нет. Квартира вполне устраивает и нынешняя, передислокации не будет. Что же касается мебели, вот тут есть просьба. У главы семьи имеется любимая кухонная табуретка, удобнее всяких кресел и диванов. Жаль, одна в доме, и приходится таскать ее из комнаты в комнату, а комнат — четыре. Нельзя ли изготовить еще три точно таких табурета? Никакой другой мебели, никаких гарнитуров не требуется. Интендант настаивал, уговаривал, и супруга, Нина Викторовна, согласилась съездить в комиссионку, на аукцион, выбрать что-нибудь. И все, что увидела, отвергла, хотя демонстрировали ей богатейшие экземпляры, великолепную мебель. Потому и отвергла, что богатейшая, дорогая. «Муж будет недоволен такой расточительностью». Приобрела лишь простенький книжный шкаф. «Книги у Владимира Игнатьича уже и на полу лежат…» Так изготовлением трех табуреток, покупкой шкафа и ограничилось израсходование 100 тысяч рублей премии. Остальные деньги Воячек распорядился употребить на расширение своей академической клиники, надстроили третий этаж.
Среди тех, кто проходил мимо маминого балкона, было два моряка. Во всяком случае, так можно было определить по флотской, лихо и одновременно изящно воздвигнутой — именно воздвигнутой! — на голове фуражке, к козырьку которой столь же лихо и изящно прикладывалась ладонь, почтительно приветствовавшая маму.