«Кажется, вы у меня не просили моей физиономии, дорогая Цукина Дмитриевна, но я вам все-таки ее посылаю, потому что снимался только для сестер Скалон, и карточки мне некуда девать, а вы все-таки вспомните обо мне, взглянете на меня, может быть, даже и чихнете, а может, и совсем на нее не посмотрите…»
Октябрь 1892 года.
«Третьего дня я написал письмо вашей старшей сестре. Я был нездоров, я был не в духе, и в результате вышло скверное письмо. Нынче я себя чувствую отлично. Я здоров, я в духе и поэтому в состоянии писать не неприятные письма. Я не хочу печалить вас ничем; я хочу написать вам такое же милое письмо, какое вы мне написали. Я даже должен вам скорее написать, потому что иначе вы перемените ваше мнение обо мне, хорошее на скверное, как вы выразились. Я этого совсем не хочу, дорогая Людмила Дмитриевна, и поэтому начну вам что-нибудь рассказывать про здешнюю жизнь и про себя, если вам это интересно…»
Февраль 1893 года.
«Дорогая Людмила Дмитриевна!
Вы меня спрашиваете в конце вашего последнего письма ко мне, за что вы меня так любите. На этот вопрос я вам ответить не в состоянии. Если бы я сам себя спросил и поставил себе тот же вопрос, то пришлось бы мне в недоумении покачать головой только. Я не могу доискаться причины этого явления. Я прямо теряюсь в догадках и в конце концов ни к чему не прихожу. Между прочим, на самом деле это так: вы интересуетесь мной, вы выказываете во всем мне участие и вы просто дружески любите меня, как вы сами выразились. Отплатить вам за это в должной мере я не в состоянии. Я вам посылаю за это мою великую благодарность, которая, между прочим, ничего не стоит. Это все, что я могу вам дать…»
Март 1893 года.