И даже когда я смеюсь, я должен плакать…

Миша кладет бело-золотую трубку на позолоченный рычаг бело-золотого телефона. Что еще может сделать для него этот стюард?

44

Через два часа.

Итак я все съел, думает Миша. Пари тем самым выиграно. Барашек действительно был хорош…

Еще раз искупаться перед сном. В ванной подумаю о своем положении!

Миша встает и берет с собой вторую бутылку Roederer, бокал и охладитель.

В восхитительной ванной он отворачивает краны и делает глоток из бокала. Сидя в воде комфортной температуры, окутанный мыльной пеной, он размышляет.

Значит, еще раз с самого начала: я Миша Кафанке, сантехник и полуеврей из Ротбухена под Берлином. Это правда. Но это здесь ни на что не влияет. Здесь все определяется тем, кем я должен быть — да, чтобы выжить.

Чтобы выжить, я не могу быть Мишей Кафанке. Треггер показал фильм, в котором этот мафиози долго и подробно рассказывает, что они прикончили меня на стоянке машин на Кутузовском проспекте выстрелом в затылок, законопатили в бочку с бетоном и утопили в Москва-реке. Если с кем-то такое случается, то он мертв.

Миша наполняет свой стакан. Еще один глоток.

Треггер и иракцы верят мафиози. Они считают, что меня убили, чтобы профессор Волков с моими бумагами мог выехать из России и попасть к ним. Если я, несмотря ни на что, буду упорствовать в том, что я сантехник, и меня зовут Кафанке, и, стало быть, мафия надула иракцев…

Миша испытывает ужас. Если я это сделаю и они пойдут по следу и будут проверять утверждения мафии, то рано или поздно окажутся у Ирины и ее семьи. У Ирины!

Нет, мне нельзя в этом упорствовать. Кроме того, они мне не поверят. Они верят мафии, потому что они много за меня заплатили. А мафия утверждает, что я Волков.

Но если я знаю, что я не Волков, что тогда? Я думаю, где-то он должен быть. Этот Волков хотел работать на Ирак, а те, из мафии, на самом деле меня не убивали, не засовывали в бочку с бетоном и не передали Волкову мои документы, потому что они хотели сделать свой бизнес дважды. Так я и оказался в Ираке! Может быть, они сделали свой бизнес и трижды, со вторым двойником. Заинтересованных в этом деле найдется достаточно, и любые варианты возможны. Они возможны до тех пор, пока где-нибудь не объявится настоящий Волков и не докажет с несомненностью, что он настоящий, а не двойник. Если у него хватит ума, он никогда добровольно не объявится.

Определенно: я не могу быть тем, кто я есть, хотя я никакого представления не имею о ядерной физике…

Что это за стук? Миша отставляет бокал и поднимает глаза. Ну вот, начинается!

Перед ним стоят трое парней, крупные, сильные, звероподобные, один в штатском, двое в форме.

— Тайная полиция, профессор Волков, вы арестованы, — говорит штатский и предъявляет металлический жетон. Снова тот же театр! — Вытереться! Одеться! Быстро с нами!

— Куда? — кряхтит Миша.

— На допрос!

Вот радость!

— Быстро, быстро! Подайте ему одежду!

45

— Значит, вы согласны, что вы профессор Волков, — говорит Треггер. Это происходит в среду 6 мая 1992 года в комнате для допросов иракской тайной полиции.

В этом колоссальном здании за пределами Багдада Миша отбывает свой арест в крошечной камере без окон с единственным периодически отключаемым вентилятором. В камере днем и ночью горит свет. Здесь дурной воздух. Унитаза нет, только параша. Они снова забрали у него ремень, галстук и шнурки, чтобы он не мог повеситься. Чтобы он не мог сбежать, руки у него скованы цепями и ноги тоже. Цепи на нем и теперь, на допросе.

Он должен стоять. Доктор Треггер сидит перед ним, а рядом с Треггером двое старших офицеров. У одного из них стеклянный глаз. Это придает его лицу сочувствующее выражение. У другого офицера выпуклые базедовы глаза, а лицом и телосложением он напоминает жабу.

Позади Треггера висит цветная фотография президента Саддама Хусейна. Президент добродушно улыбается Мише. Крутится магнитофон с большими катушками. Говорят по-английски.

— Да, — говорит Миша. — Я признаю, что я Валентин Волков.

— Почему же вы после вашего прибытия настаивали на том, что вы не Валентин Волков, а Миша Кафанке? — спрашивает Треггер. Он, очевидно, испытывает страх перед обоими офицерами, которые позволяют ему вести допрос, и время от времени смотрит на них, словно спрашивая: все было правильно, господа, довольны ли господа мною? Этого он не может узнать, потому что у них на лице не шевелится ни одна мышца, и от страха на бледном лбу Треггера выступает пот.

Ну, тогда начнем, думает Миша и говорит:

— Мне очень жаль, что все так получилось, мистер Треггер. Действительно, я очень хотел покинуть Россию…

Треггер перебивает Мишу быстро и грубо: