И даже небо было нашим

– Я слышала, что ферма продается, – сказала я, чтобы прервать затянувшееся молчание, – но не знала, что ее купили вы.

– Купили? Это ты ей сказал, Берн? – спросил Данко.

– Ничего я ей не говорил.

– Что ж, нам жаль разочаровывать тебя, Тереза, но мы ее не покупали. Ни у кого из сидящих здесь не нашлось бы таких денег.

– У Коринны нашлось бы, – возразила Джулиана. – Достаточно было бы позвонить папе, верно?

Коринна показала ей средний палец.

– Значит, вы платите Чезаре аренду?

Все дружно расхохотались. Кроме Томмазо.

– У тебя отсталые взгляды на частную собственность, Тереза, – сказал Данко.

Берн украдкой быстро взглянул на меня. Он сидел, откинувшись на спинку стула, засунув руки в карманы плаща.

– Думаю, нас можно назвать сквоттерами, – сказал он наконец. – Вряд ли Чезаре в курсе, что мы тут живем, во всяком случае, мы с ним это не обсуждали. Ферма ему больше не нужна. Он теперь живет в Монополи.

– Мы сквоттеры, поэтому у нас тут нет электричества, – сказала Коринна. – Это огромная лажа.

– У нас есть генератор, – возразил Данко.

– Так мы его включаем только на час в день!

– Генри Дэвид Торо жил у озера, покрытого льдом, и у него вообще не было электричества, – продолжал Данко. – А здесь температура не опускается ниже десяти градусов.

– Жаль, что у Торо не было косы до самой попы, как у вашей покорной слуги.

Коринна встала, чтобы подойти к Томмазо, а он отодвинулся на стуле назад, чтобы дать ей пройти.

– Я и сейчас мерзну. Разотри меня хорошенько, – сказала она, прижимаясь к нему. – Разотри, а не гладь, как кошку! Я сказала: хорошенько!

– Выход есть, – сказала Джулиана, соскабливая что-то со своего свитера. – Достать длинный кабель и подключиться к линии «Энел».

– Мы это уже обсуждали, даже голосовали по этому поводу, – сказал Данко. – Если мы будем воровать электричество, нас поймают и выселят отсюда. А поймают нас обязательно, потому что Коринне не терпится включить одновременно все свои фены.

Коринна холодно взглянула на него.

– Ты перестанешь бросать скорлупки на землю?

– Они био-раз-ла-га-емые, – улыбаясь, парировал Данко и забросил себе за спину фисташковую скорлупку.

Я чувствовала на себе пристальный взгляд Джулианы, но не решалась повернуться в ее сторону. И медленно поднесла ко рту бутылку с пивом, стараясь не поддаваться смущению.

– А чем ты занимаешься в Турине, Тереза?

– Учусь. В университете.

– Что изучаешь?

– Естественные науки. Хочу стать морским биологом.

Данко захихикал. Коринна стукнула его по груди рукой, прикрытой спущенным рукавом толстовки.

– Тереза когда-то жила под водой, – вполголоса прокомментировал Томмазо.

– О нет! Хватит играть в эту вашу дурацкую игру с прошлыми жизнями! Я этого больше не вынесу! – закатила глаза Коринна.

– А лошади тебя интересуют? – спросил Данко, на сей раз совершенно серьезно.

– Меня интересуют все животные.

Я заметила, что Данко и Джулиана переглянулись. Однако вслух они ничего не сказали.

– Очень хорошо, Тереза, – произнес затем Данко, словно я прошла какой-то тест.

Несколько минут мы молча пили пиво, Коринна щекотала Томмазо за ухом. Потом я спросила:

– А Никола?

Берн залпом допил бутылку и со стуком поставил ее на стол.

– Он ведет шикарную жизнь в Бари.

Данко тоже глотнул из своей бутылки и звучно рыгнул. Джулиана хихикнула, Кориннна сказала «Фу!», но в итоге рассмеялась тоже.

– Наверно, он уже защитил диплом, – сказала я.

– Он бросил университет, – мрачно сказал Берн. – Предпочитает общество легавых. Видимо, это больше подходит к его типу личности.

– Легавых?

– Полицейских, – пояснила Джулиана. – А в Турине их по-другому называют?

Томмазо сказал:

– С тех пор прошло уже два года.

– Раз-два! Раз-два! – произнес Данко, размахивая руками. – Дубинки к бою! Бить нещадно!

– Не думаю, что полицейские маршируют, – заметила Коринна.

– Но дубинки у них точно есть.

Джулиана закурила сигарету и бросила пачку на стол.

– Опять? – спросил Данко, возмущенно глядя на нее.

– Это всего вторая.

– Отлично. Еще немножко мусора, который будет разлагаться всего-навсего двадцать лет, – не унимался Данко.

Джулиана глубоко затянулась, затем выдохнула густой дым прямо в лицо Данко, который стойко выдержал ее бесстрастный взгляд.

– Ты знаешь, сколько нужно времени, чтобы один окурок сигареты разложился в природной среде? – обратился он ко мне. – Около десяти лет. Все дело в фильтре, который сделан из специального материала, выдерживающего высокие температуры. И даже если его раскрошить, как делает Джулиана, это ничего не изменит.

Я попросила у нее разрешения взять сигарету.

– Первое правило фермы, – сказала она, пододвигая пачку в середину стола. – Здесь ты ни на что не должна спрашивать разрешения.

– И забудь свои предрассудки насчет частной собственности, – ввернул Данко.

– Если у тебя получится, – подхватила Джулиана.

Коринна сказала:

– Я есть хочу. И предупреждаю: я не намерена опять обедать фисташками. Сегодня твоя очередь, Данко, так что шевелись.